Мария Сошина родилась в 1978 г. в г. Ташкенте. Окончила художественное училище им. П.П.Бенькова по специальности сценография. Еще будучи студенткой училища, Маша проходила практику в театре А. Хидоятова, выполняя самую мелкую и в то же время сложную работу, кропотливо создавая бутафорские вещи и расписывая декорации. Наставниками ее практической работы были последователи талантливого художника-декоратора Г. Брима, который подчеркивал, что талант художника – это умение чувствовать фактуру любого материала и предугадать, как он будет выглядеть на сцене, а также превратить простые вещи в произведение искусства. Окончив училище, Мария продолжила образование в Национальном институте живописи и дизайна им. К. Бехзада. Ей удавалось совмещать учебу в институте и серьезные проекты-постановки. За шесть лет ею оформлено более 10 спектаклей, не оставивших никого равнодушным. Для лучших работ художника характерна смелая композиция, яркая красочность, чувство ритма. Декорации Марии мобильны, лаконичны, многофункциональны, условны и символичны. Она не любит загромождать сцену, и большая часть ее – это пустое пространство. Костюмы, оригинальные в ритмических повторениях восточных цветовых узоров, искусно характеризуют сценический образ, а также подчеркивают динамику восточных танцев и движений актеров. С большой силой дарование Марии как художника-декоратора проявилось в спектаклях режиссера Авлякули Ходжакулиева, благодаря которому она поняла, что такое современный театр и как следует “говорить” на языке современного театра.
Дебютом и всплеском творческой фантазии М. Сошиной был спектакль “Шафрановое сари” по пьесе “Жемчужное ожерелье” индийского драматурга Харши. Спектакль был поставлен режиссером Ходжакулиевым в студии “Эски Масжит” (Карши). По словам художницы, эта постановка запомнится надолго, а процесс работы доставил ей огромное удовольствие. Здесь была полная свобода творчества. Режиссером была поставлена задача художнику – воплотить на сцене свое представление Индии. Индия, которую подарила зрителям М. Сошина, поместилась в храме любви. Декорации спектакля были сделаны из одного длинного, цельного сари, как и костюмы. Цвет шафран стал лейтмотивом. В первом действии сцена “укрыта” двумя занавесями, авансцена усыпана цветами, ковер из цветов уходит в глубину сцены и превращается в шатер любви. Во время спектакля снизу вверх поднимается остальная часть длинного сари. Этот процесс создает ощущение того, что сцену постепенно обнажают. Так же раскрываются тайны храма любви. Посередине сцены – ложа, жертвенник, вокруг него происходит всё действие, над жертвенником – светильник из сушеных тыкв. Из таких же тыкв по углам расставлены “чилимы” (кальяны) с благовониями. Индийская храмовая музыка, приглушенный свет и разные оттенки шафрана создают медитативную атмосферу. Костюмы сделаны без иголок и ниток. Художница одела актеров в сари из цельных отрезков ткани.
С виду костюмы кажутся тщательно продуманными и сложными одновременно. Костюм главного героя несколько ироничен, это некая своеобразная фантазия по отношению к индийским гуру. Царь ( артист И. Тураев) одет в пышную длинную юбку, грудь его усыпана бусами из цветов, а корона имеет форму дуги с колокольчиком посередине. Соединив несколько рулонов материала, красок с неограниченной фантазией, художница создала страну цветов, любви, жгучих тайных страстей и сари. В спектакле через тайную любовь царя к наложнице показаны сокрытые желания каждого из нас. В конце спектакля, когда сцена полностью “раздевается”, на ней остаются лишь цветы. А по сюжету на сцене остаются лишь влюбленные и их чувство.
Работа художника и режиссера – это единый процесс. М. Сошина и А. Ходжакулиев поставили многие театральные эксперименты. Они могут по одному и тому же произведению сделать несколько абсолютно разных по форме спектаклей, благодаря их богатой фантазии. Яркий пример этому – “Раксу Само” и “Тайна китаянки” по поэме А. Навои “Семь планет”. Это легенда о шахе Бахраме, который, завоевав много земель, не нашел счастья в большой власти. Затем он ищет счастья в любви, но, даже влюбившись в красавицу мира, не находит его. В полном отчаянии он делает вывод, что нет счастья в мирских благах и становится счастливым лишь в любви к Богу. Эта поэма была поставлена в двух театрах: в Русском драматическом и в студии “Эски Масжит” города Карши. Естественно, состав актеров различен. Различно и решение постановки спектакля – в русском театре восток более стилизован, а в студии “Эски масжит” – проще, “сочнее”.
“Тайна китаянки” в Русском драматическом театре идет в фойе театра, на подмостках. Декорации заменяют живые цветы. Основная работа художника – это костюмы. Многие театральные критики и даже рядовые зрители отмечают, что у М. Сошиной особенность ее дарования проявляется в создании костюмов. Красивые изящные костюмы в “Тайне китаянки”, по словам критика К. Артыкова, сделаны в стиле художников “Мира искусств”, точнее, по мотивам Бакста. Роспись ткани, узоры – это слияние многих восточных стран, начиная с древнего Китая, кончая Кавказом. С помощью расписных шелков, мелких кудрей, косичек из ниток, горящих стрел и лука художницей была создана красивая легенда, сказка. Крой костюмов, а именно расклешенные рукава, глубокий вырез, идентичен костюмам гейш и танцовщиц. Любовь шаха Бахрама к Китаянке настолько эстетична и красива, будто “расписана китайскими иероглифами” по нежному шелку. Оригинален спектакль тем, что восточные легенды “спели” европейские актеры, а в декорационном оформлении – это Восток глазами Запада.
Постановка спектакля “Раксу Само” режиссера Авлякули в студии “Эски Масжит” оформлена минимальными художественными средствами, при этом спектакль не стал менее содержательным. Все актеры одеты в чапаны наизнанку, декорации – это расписные платки, на этот раз, крупными сочными мазками, и шесты. Такое впечатление, будто спектакль сшит из мелких лоскутков, то есть в стиле народного лоскутного покрывала – “курака”. С помощью флажков и шестов сами актеры по ходу действия выстраивают дворцы, шатры и караван. Здесь приближенные шаха Бахрама больше напоминают дервишей, пыльных, голодных и безумных, а в “Тайне Китаянки” его приближенные – богатые визири. Костюмы приближенных – дервишей подобных шаманам, имеют свои аксессуары, придающие еще большую таинственность их образу. Костюмы помогали передать отрешенные идеи суфиев, идеально гармонируя с суфийскими танцами – зикр, и не противореча классическим ритмам макома.
Спектакль “Язык птиц” в постановке А. Ходжакулиева по поэме А. Навои и Ф. Аттара в творчестве Марии Сошиной был 10-й – юбилейный. Его премьера состоялась в ноябре 2005 г. в Ташкенте в Узбекском национальном Академическом драматическом театре. Критик А. Артыков, говоря о “Языке птиц”, подчеркивал: “…Суфийские песнопения в ритме и пластике следуют за движением космических сфер. Кругами. Кругами же следуют и поэтический текст: фабула, сюжет и глубокий смысл стихов, речений. Вся поэтика “Языка птиц” Алишера Навои… Аскетически убранная сцена пересечена белыми линиями – натянутыми канатами. Это космических масштабов вселенское гнездо. Это небесные следы давно погасших звезд, это линии человеческих судеб и, просто, обозначение траекторий одиноко летящих перьев… По контрасту это черно-белое призрачное пространство населено роскошно разодетыми райскими птицами. Костюмы птиц, действующих лиц спектакля, возникли из народного творчества, из богатых красками тканей народного промысла. Но в них же – искусное стилевое смешение грубого театрального костюма и наряда “от Кутюр”… Это шумное, контрастное, по-восточному базарное блуждание в сетях судьбы, с песнопениями, с площадными кукольными представлениями постепенно перерастает в трагическое действо, в заключительные сцены обретения себя. Своих отдельных человеческих “я”. Одиночество, беззащитность, бесконечность исканий и замысловатая повторяемость происходящего”.
Яркие атласные парчовые костюмы птиц, символизируя обманчивость и мимолетность мирских благ, в конце спектакля будут заменены на белые одеяния. Эта смена костюмов происходит после познания истины. Актеры будто обнажили свои души и вместе с птичьими одеяниями отбросили суетливость, гордость и забыли о своих пристрастиях. Теперь они белы, чисты и равны перед Богом.
Все постановки художницы М. Сошиной по восточным произведениям выполнены из природных материалов, она старается использовать при создании декораций и костюмов глину, дерево, камни, лен, хлопок, природные краски и т. д. Кроме того, она умело работает и с материалами необычной фактуры. Ею были использованы медицинские перчатки (“Кровавая свадьба”) и ультрапопсовые костюмы (“Сон в летнюю ночь”), и пакеты, и кожзаменители (“Саломея”) и т. д.
Шекспировские герои в спектакле “Сон в летнюю ночь” (реж.Ходжакулиев) были размещены на детской площадке, с каруселями, а исполнители были одеты как современная молодежь. Мини-юбки, высокие платформы, разноцветные гетры. Все это было сделано для того, чтобы поместить нашу молодежь в ситуацию времен Шекспира и понаблюдать, как они поведут себя.
В “Кровавой свадьбе” (театр Ильхом, реж. Ходжакулиев ) царит атмосфера смерти и траура. Все одеты в одежду черного цвета. Очень интересна находка сценографа, изобразившего виноградник с помощью резиновых перчаток и шлангов. На заднике закреплен резиновый “виноградник”, и после каждого поворотного момента резиновые перчатки заполняются “виноградным соком”, а в конце спектакля, когда совершается убийство, из резиновых гроздей брызжет кровь, и они срываются. Вот так символично М. Сошина передала накал страстей.
Очередной спектакль режиссера Ходжакулиева “Саломея” (антреприза “Артишок” в Казахстане) поражает не только искусством исполненных костюмов и декораций, но и необычными прическами. Актрисе, играющей Саломею, пришлось побрить половину головы. На такой поступок она решилась лишь после того, как художник-постановщик Мария Сошина сделала себе такую же прическу. Тела актеров обтянуты полиэтиленом, словно сделаны из пластика, а вторая часть костюма состоит из кожзаменителя. Действие происходит на танцевальном ковре, и зрители находятся тут же. Единственным элементом декораций выступает ширма из органического стекла. Каждый герой спектакля выходил из этой переворачивающейся ширмы, будто спускаясь в подземелье. Все это создает некую космическую атмосферу. Древняя легенда взлетает до вселенских проблем. На матах выплескивались неземные эмоции, и страсти эти передавались через необычную пластику актеров. Полуобнаженные обтянутые полиэтиленом тела актеров как бы передавали послание о том, что мир и люди в нем превратились в неких рабов собственного тела, собственных потребностей потребительского мира, о том, что мы больше уделяем внимания тленному, больше ценим формы, а не содержание. Идею режиссера можно раскрыть словами К. Бальмонта: “В том и величие, и тайна, и восторг любви, что жизнь и смерть становятся равны для того, кто полюбит… Перед ней смолкают все голоса, кроме голоса властного желания, которое ослепляет глаза своим чрезмерным светом, меняет души, меняет людей, меняет предметы – и драгоценные предметы становятся ничем, а ничто становится безбрежным царством, и люди становятся богами и зверями, входят в мир нечеловеческий”.
Основной цвет спектакля – лунный, холодный, вроде бы свет, но не греет. Люди стали холодны, в их жилах течет уже голубая, лунная кровь. Даже их дети, в которых изначально были заложены человеческие чувства, попадая в жестокий мир и не найдя ответа своим невинным чувствам, ожесточаются еще больше, чем их родители. Мрачную атмосферу и безысходность в спектакле критик К. Артыков сравнивает с немецким экспрессионизмом. Жестокость, холодность и искусственность “не дышащих” костюмов критику напоминает немецкого экспрессиониста Макса Рейнхарда.
Просмотрев несколько спектаклей, в которых М. Сошина – художник можно заметить, что она не придерживается каких-то точных рамок в культуре определенного народа и не соблюдает точность в деталях, стараясь избежать натурализма, не пытаясь создать иллюзии, жалко подражая реальности. Все декорации и костюмы она создает, не скрывая театральной условности, стараясь материализовать идею режиссера. Когда в одном из интервью режиссеру Ходжакулиеву был задан вопрос: “Что такое для Вас, для Вашего театра Маша Сошина?” Он ответил: “Она – мои руки, причем это касается не только сценографии или костюмов. Мы с ней работаем уже шестой год и оба считаем, что нам очень повезло, что судьба нас свела…”
На вопрос Маше: “Как Вы понимаете свою роль в театре Ходжакулиева?” Она сказала: “Локомотив в нашем деле – он, он – голова и сердце театра. Мы с ним очень подробно обсуждаем будущий спектакль, режиссер говорит о том, что его волнует, я же стараюсь это переложить на язык образов, материализовать их в виде декораций и костюмов, а затем режиссер уже отбирает то, что ему подходит”.
Режиссер и художник берутся за произведения с большим размахом. Они не останавливаются на обыденных, бытовых темах. Их решение спектакля можно сравнить с космической таинственностью и масштабностью. Границы между эпохами и культурами сливаются в гармонии, и в итоге получается театральная культура и эпоха. Для Марии Сошиной нет не сочетаемых вещей. Она все время пытается соединить те вещи, которые раньше считались дисгармоничны. Цель художника – создать благополучную атмосферу для жизни идей режиссера. Мария легко может отказаться от своих проработанных идей, с легкостью отбрасывая то, что ей кажется лишним и может отвлечь внимание зрителя. Основной цвет, стиль художница черпает уже исходя из произведения и задач режиссера.
Мария Сошина реализует свои идеи и в сфере кинематографа. Первая работа в фильме “Эдип” по Софоклу и Сенеке режиссера А. Ходжакулиева. Позже они сняли документальный фильм “Плывущий против течения” о замечательном художнике И. Савицком. В настоящее время М. Сошина работает над костюмами героев в фильме молодого режиссера Т. Мусакова.
Гунеш Ходжакулиева