Додо Назилов,
архитектор
Еще в античности в Средней Азии были широко распространены театрализованные празднества. Об этом свидетельствуют и многочисленные археологические находки фрагментов статуэток, настенных барельефов с изображением исполнения художественных образов. В их числе, например, крупные фрагменты скульптурного фризового пояса Халчаянского дворца, опоясывающего поверху его главный зал. Однако пока не ясно, был ли в Бактрии профессиональный «театр на подмостках» (1). Фрагмент фриза, сохранившегося в помещении №42 (VI/42) Пенджикента, представляющий собой сцену из четырех женских фигур – певиц и музыкантов в процессе исполнения ими представлений светского характера, наводит на мысль о бытовании здесь специальных помещений для проведения развлекательных мероприятий. Несмотря, однако, на значительное число найденных статуэток танцовщиц, музыкантов, певиц, а также фрагментов настенных живописных сцен с их изображением сведения об архитектуре зданий и сооружений этого периода Средней Азии все еще отрывочны. Они ограничиваются лишь указанием функций отдельных помещений зданий как театрально-развлекательных.
В 70-е гг. XIX в. Р. Л. Садоков отмечал, что внутренние плоскости стен развалин, называемых в народе «каптар-хана», в сельском районе Хорезма сплошь усеяны вырезанными в них в виде пчелиных сот небольшими неглубокими арочными нишечками, дающими возможность предположить, что эти приспособления могли нести нагрузку музыкально-акустического характра (2). Очевидно, что наличие ниш не определяет достоверно функцию этих помещений как зрелищных. В целях улучшения акустики, по сведениям Салима Рахимова из Кашгара, в помещениях для приема гостей в Кашгаре, независимо от многочисленных ниш, в стенах, в углах помещений и в толще стен предусматривалось размещение замурованных керамических кувшинов, отверстия которых были обращены к центру комнаты. Аналогичные приемы улучшения акустики обнаружены также в интерьерах старых мечетей горных сел Нураты (3)
Ознакомление с планами жилых комплексов раннего средневековья Средней Азии дает представление об устройстве разных видов выступов-платформ – «суфа» по периметру внутренних стен помещений. Суфа прерывалась только у дверного проема. Часто напротив входа, у противоположной стены, суфа расширялась, образуя особо почетное место – «эстраду», которая, вероятно, могла иметь как культовое назначение, так и бытовое. Например, помещение с эстрадой было обнаружено на объекте IX Пенджикента (4), причем на краю эстрады располагался очаг (5). В отдельных помещениях находилась платформа-эстрада с большим выступом и входной ступенькой посередине. Аналогичные выносные эстрады зафиксированы и в залах дворцов и зороастрийских храмов. Во дворцах они служили местом расположения трона правителей и феодалов, а в храмах – для возжигания (атешкада) священного огня. Вероятно, такие эстрады в интерьере дворцов не могли быть местом для музыкантов в дни торжественных мероприятий. Такой вывод можно сделать по следующим причинам: Во-первых, правитель или же феодал-аристократ не стали бы уступать своего почетного места певцам, танцовщицам и музыкантам, которые развлекали их. Нет сомнения и в том, что в момент представления правитель должен был находиться на своем традиционном месте. Во-вторых, музыканты могли быть придворные либо приглашенные, а к ним относились как к обслуживающему персоналу.
В китайской хронике имеются сообщения о передаче в Китай танцовщиц в виде даров. Так, в хронике Суй-Шу, датируемой временем правления императора Ян Ди (605 – 616 гг.), сообщается, что послы китайского императора привезли в виде дара из среднеазиатского владения Ши (Шаш) десять девушек-танцовщиц (6). Вполне возможно, что среди танцовщиц были и девушки, играющие на музыкальных инструментах, поскольку танцовщицы своим талантом должны были восхищать иноземных аристократов, танцуя на лад привычной и родной им музыки. Музыка народов Центральной Азии так глубоко вошла в китайское музыкальное искусство, что если в VII в. для них это была «не совсем привычная музыка – с экзотическим содержанием и в «экзотическом стиле», то в VIII в. «псевдоэкзотическое уступило место подлинно чужеземному, популярная китайская музыка этого времени стала похожей по звучанию на музыку городов-государств Центральный Азии» (7). Вышесказанное не исключает во дворцах и жилых домах наличия специальных помещений, предназначенных именно для проведения развлекательных представлений. Так, в китайских исторических сочинениях мы находим упоминания о любви среднеазиатских народов к музыке и танцам (8).
Развлекательное помещение отличается от парадного помещения приемного зала правителей и аристократов своими габаритами, а также наличием платформ, занимающих больше половины площади пола. Таково помещение №13 в доме, раскопанном в 1953 г. в Пенджикенте (9). А. М. Беленицкий отмечает, что этот комплекс – не общественное сооружение, а жилище. При этом, по его мнению, суфа-эстрада предназначалась для проведения каких-то театрализованных действий (5). В помещении №13 было найдено свыше 100 игральных костей, в том числе с железными палочками, с нанесенными на грани точками-глазками, что послужило поводом для В. Л. Ворониной определить помещение как своеобразный игровой дом, где вполне уместно изображение игровых сцен (4). Южная часть прямоугольного в плане помещения (11,25 х 7,25 м) занята возвышением в виде «эстрады». Суфы расположены вдоль восточной его стены, включая сторону эстрады. На стенах данного сооружения выявлено наличие росписей двух тематических сцен, не связанных между собой по содержанию. На первой из них изображена группа из трех музыкантов, играющих на лютне, флейте Пана и арфе. Вторая сцена изображает ряд всадников, направляющихся сомкнутым строем вправо.
На стенах топраккалинского дворца сохранились фрагменты изображений трех музыкантов – женщин. Следует отметить, что пенджикентская сцена с тремя музыкантами-мужчинами составляет зрелищную компактную композицию. Согласно замечанию Р. Л. Садокова, в музыкальной практике Среднего Востока античного и более позднего периода существовали либо исключительно женские, либо мужские инструментальные ансамбли. О наличии смешанных составов ансамблей науке не известно (2), причем как на пенджикентской, так и на топраккалинской сценах. Среди мелодий танского двора (Китай) имелась пьеса, относящаяся к так называемой «старой» музыке – когаку, название которой Л. Пичикян переводит как «Согдийцы, пьющие вино». Пьеса состояла из двух частей и включала танец-пантомиму с имитацией опьянения. В составе инструментального ансамбля – лютна, цитра, губной органчик (10). Этот эпизод нашел свое отражение в изображении, выполненном на поверхности античной керамической фляги. Как видим, китайские художники были хорошо осведомлены о составе музыкальных ансамблей согдийцев, свидетельство чему – сохранившиеся с древних времен в культуре народов Средней Азии устойчивые традиции музыкальной закономерности.
Учитывая солидные размеры помещения, наличие в нем широкой эстрады, а также настенной росписи со сценой изображения музыкантов, А. М. Беленицкий справедливо предполагает, что помещение было предназначено для проведения каких-то театрализованных действий, музыкальных или танцевальных представлений, а вернее – и тех, и других, выполнявшихся, несомненно, одновременно (9). По-видимому, платформа шириной до одного метра, занимающая юго-восточную часть эстрады, служила местом расположения музыкантов. Танцы, пляски, театрализованные представления проводились на эстраде. Зрители занимали северную, пониженную, половину помещения. Как видим, здесь планировка, то есть расположение эстрады и платформ, определяют функцию помещения как общественно-развлекательного.
Большой интерес представляет также интерьер центральных помещений усадьбы «а» близ Аяз-Калы II (VII-VIII вв.) в Хорезме (11), где центральную часть застройки занимает большой зал с двумя боковыми помещениями и длинным коридором с восточной стороны. Северная стена, по длине которой устроена суфа, объединяет все три помещения. Стена прерывается устройством лоджий в виде ниши или айвана, которая открытой стороной выходит в сторону большой комнаты. В результате в середине зала образуются два помещения, открытой стороной обращенные одно к другому. Интерьер зала приобретает глубинно-пространственную композицию и дает ощущение, присущее интерьерам общественных зданий. В частности, планировочная композиция центрального помещения с глубокой нишей напоминает планировочную схему зала №5 с лоджией во дворце правителей древнего Пенджикента (12, с. 81). О функциональном назначении данной усадьбы Е. Е. Неразик пишет: «Огромный зал с большим айваном в центре застроенной части усадьбы, кирпичные вымостки полов, необычность облика коридорообразных комнат и помещений с камином – все выделяет усадьбу «а» из числа прочих, позволяя догадываться об ином ее назначении до завершения раскопок» (11). Планировочная схема помещения, вероятно, больше подходит залам для демонстрации театрализованных и других представлений. Возможно, центральная часть стены с суфой служила для расположения музыкантов, а зал – для зрителей.
На городище Кафыркала интересен интерьер помещения длиной 17 м, шириной – 7 м. Его суфы шириной 1,10 м, высотой 40 см расширяются у торцевых стен (11). Торцевая стена помещения напротив входа в середине имеет заглубление в виде большой ниши размером 4,00 х 2,00 м, углы которой фланкированы декоративными колоннами. Наличие глубокой ниши напоминает Пенджикентские дворцы. Однако платформа здесь не имеет выступа в виде эстрады. Наоборот, торец стены в середине заглублен в виде эстрады современных зрелищных сооружений или шахнишин бухарских жилых домов. Еще одной примечательной чертой его является наличие базы одной из колонн, выполненной из пахсы в виде четырех сомкнутых полушаров, каждый из которых имеет диаметр 40 см (13). По мнению В. С. Соловьева, по продольной оси зала располагались деревянные колонны, которые, очевидно, были несущими (13). Форма базы колонны напоминает четырехлопастные столбы квадратного зала Старой Нисы. Возможно, ствол колонны был кирпичным. Поскольку от тяжести крыши деревянная колонна могла продавить сырцовую базу, то роль базы теряет свою конструктивную функцию и становится чисто декоративным элементом. Что касается функции, то есть основания предполагать, что этот большой зал, вскрытый на территории города, является для жилого дома парадным помещением (михманханой), которое служило для приема гостей и проведения различных торжеств (12, 13). Очевидно, зал служил общественным помещением, типа алоуханы (очага), или в нем проводились разного рода зрелищные представления и он принадлежал квартальной общине. Имеющиеся подсобные и жилые помещения, возможно, были собственностью служителя, на плечи которого возлагался уход за залом, о чем свидетельствует тот факт, что зал по отношению к другим помещениям данного дома чрезмерно велик (17м х 7м), а ход в него предусмотрен с улицы, что явно указывает на его принадлежность общине. Ритмичное расположение колонн по продольной оси помещения усиливает выразительность глубинно-пространственной композиции интерьера. Низкие и широкие платформы, окаймляющие все четыре его стены, смягчают пространственное соотношение сравнительно небольшой его ширины по отношению к глубине. Это, в свою очередь, придает интерьеру ощущение пространственности.
Таким образом, музыкальное искусство в Центральной Азии было достаточно развито уже в далекой древности, доказательство чему – настенные росписи и рельефные изображения музыкальных сцен, обнаруженные терракотовые статуэтки музыкантов, танцовщиц, певцов, а также наличие специальных приподнятых платформ в виде сцены-эстрады в помещениях, специально предусмотренных, видимо, для проведения музыкально-развле-кательных мероприятий. Следовательно, в жилых кварталах раннесредневековых городов возводились специальные сооружения с большими помещениями, обустроенными как сценой для музыкальных и театрализованных действий, так и платформами-суфами, устроенными по периметру стен в интерьере для зрителей. Наряду с этим обширные помещения с платформами, находящиеся в структуре жилых домов аристократии, также могли быть использованы для проведения музыкальных сцен в дни досуга семьи с участием близких родственников и, возможно, для исполнения религиозно-ритуальных и торжественных мероприятий в сопровождении пляски, музыки, песнопений.