В декабре 2012 г. Народной артистке Узбекистана Берте Давыдовой –яркой, оставившей заметный след в отечественном искусстве певице исполнилось бы 90 лет. Ее жизни и творчеству посвящены научные публикации, многочисленные телевизионные передачи, фильм-концерт «Берта Довидова куйлайди» («Поет Берта Давыдова»), выпущены грампластинка-гигант и CD, включившие шедевры узбекской традиционно-профессиональной музыки в ее оригинальном исполнении. Надеюсь, данные воспоминания о моей бывшей свекрови, как непредвзятые свидетельства очевидца, дополнят облик ее незаурядной личности и будут интересны читателю, знакомому с творчеством певицы.
Берта Давыдова (настоящее имя – Биллур, то есть «хрустальная», но так звали ее только близкие родственники) является представителем изустно-профессиональной системы «устоз – шогирд» («учитель – ученик»). Она не получила образования в консерватории, не знала нот, но той вокально-певческой школе, которую прошла певица, думается, позавидовал бы не один дипломированный исполнитель. В числе первых наставников Б. Давыдовой – бастакор Имомжон Икрамов – автор прославившей ее ашула «Муножот», которую он сам с ней разучивал, известные мастера макомного искусства Фазлиддин Шахобов, Шоназар Сахибов, домла Зиркиев. Но главным своим Учителем на протяжении всей жизни она называла Юнуса Раджаби. Именно он раскрыл ей секреты макомного пения и впервые в истории макомов, никогда ранее не исполнявшихся женщинами, доверил именно Берте Давыдовой шуъбе (сольных номеров) в осуществленной первым составом ансамбля макомистов грамзаписи бухарского Шашмакома.
Берта-опа часто вспоминала, как много внимания уделял Раджаби вокальной технике, не позволяя форсировать открытым, «горловым» звуком зоны ауджа (кульминации), умению пользоваться диафрагмой, так называемым «носовым» пением, правильному распределению дыхания на длительных распевах-хангах (сожалею, не будучи специалистом по вокалу, я не зафиксировала тогда эти приемы). Упорно добиваясь нужного результата, учитель пропевал с ней фразу за фразой, аккомпанируя то на тамбуре, то на дутаре, отбивая сложнейшие усули (ритмические формулы) на дойре, которые певица, обладая безупречным чувством ритма, безошибочно воспроизводила на той же дойре. Большое внимание Ю. Раджаби уделял и стихотворному тексту, разъясняя его содержание, сложный и многозначный образный строй.
Рассказывая о занятиях с Ю. Раджаби, Берта-опа неизменно подчеркивала, что к разучиванию макомов они приступили не сразу. Довольно долго учитель приобщал ее к фольклорному материалу и песням бастакоров, где пригодились навыки, обретенные ею в бытность солисткой ансамбля народных инструментов Радиокомитета под управлением Дани Закирова. Исходя из собственного опыта, певица утверждала, что исполнение макомов требует не только «зрелости» голоса, но и наличия определенного жизненного багажа. По ее мнению, исполнитель, не переживший страданий, душевной боли, не сможет проникнуться сутью макомного искусства, прочувствовать до конца его содержание и смысл и донести все это в полной мере до слушателя.
Справедливость этого утверждения наглядно иллюстрирует почти тридцатилетний промежуток записи «Муножот» в ее исполнении. Первый вариант (1949 г.), наполненный ликованием молодого, играючи преодолевающего вокальные сложности голоса, отличается от широко известной поздней записи (1975 г.), передающей сосредоточенность умудренного жизненным опытом мастера на передаче драматического образа и его филигранной отделке. Воспринятые от учителя и дополненные собственной практикой творческие принципы Б. Давыдова старалась осуществить в своей работе с обучавшимися традиционному пению студентами консерватории, не всегда соглашаясь с учебными планами и частенько критикуя их, с точки зрения практической целесообразности.
Высоко оценивая свою профессию, она несла звание Народной артистки Узбекистана с достоинством и гордостью. На моей памяти ею ни разу не было принято коммерческое предложение по обслуживанию свадеб, хотя, учитывая огромную популярность певицы, в таковых недостатка не было. А отказывалась она от столь распространенного в артистической среде заработка не потому, что была слишком богата (ее сольная концертная ставка по тем временам была чуть больше 19 рублей, не было у нее ни роскошных апартаментов, ни загородной дачи). Просто атмосфера свадебного застолья не «стыковалась» в ее сознании с собственным восприятием макомного искусства, особым предназначением его носителей. Впрочем, в качестве гостьи она не отказывала в просьбе что-либо спеть, могла и станцевать, отдавая все подносимые ей деньги свадебным музыкантам.
К своим телевизионным выступлениям (имею в виду 80-е годы, когда она уже не работала на концертной эстраде) Берта-опа готовилась очень ответственно и тщательно. Сама приводила в порядок свой концертный костюм, выдержанный в ферганском стиле: легкий халат из полосатого бекасама, атласное либо белое крепдешиновое платье, шаровары-лозим, шелковой платок, кокетливо повязываемый наискосок, лакированные кауши и традиционные ювелирные украшения. Репетировала, аккомпанируя себе на дойре, сначала вполголоса, а затем, по мере разогрева связок, – в полный голос, но накануне концерта не пела, отдыхая и сосредотачиваясь на предстоящем выступлении. Все это живо напоминало подготовку благотворительного концерта героиней замечательного рассказа И. А. Бунина «Благосклонное участие».
Обладая феноменальной музыкальной памятью, хранившей довольно масштабные, интонационно сложные шуъбе, Берта-опа иногда испытывала затруднения в точном воспроизведении стихотворных текстов – газелей на староузбекском и персо-таджикском языках. В связи с этим вспоминается забавный эпизод. На телевидении готовилась передача, посвященная, если не ошибаюсь, поэзии Бабура, где Берта-опа должна была исполнить произведение на его стихи. К тому времени она уже не работала, то есть не была в постоянной концертной форме. Предложение поступило неожиданно, и времени на подготовку было мало. Пришлось выходить из положения следующим образом: я нашла кусок оставшихся от ремонта обоев (так как в описываемое время в продаже не было более подходящей бумаги), на обратной его стороне Берта-опа крупными буквами написала текст, и репетиция началась. Я выполняла функцию суфлера, держа текст перед ее глазами. В нем через определенные промежутки было проставлено непонятное слово «повза». На мой вопрос Берта-опа ответила: «Здесь играют музыканты, а я молчу» (то есть «повза» означала паузу в вокальной партии). Во время записи текст с «повзой» держали за камерой, и исполнение прошло «без сучка и задоринки». Подобный случай был не единственным в творческой биографии Берты-опы. С присущим ей чувством юмора она вспоминала один из концертов на открытой сцене, когда, исполняя весьма сложный и продолжительный аудж, вдруг почувствовала, что в рот залетела какая-то мошка: «Пришлось ее проглотить, хорошо, что не поперхнулась и слушатели ничего не заметили».
Певица часто рассказывала о концертах, происходивших в период уборки хлопка, когда артисты выезжали, как тогда говорили, «на поля страны». Ездили, как правило, на грузовых машинах с открытым кузовом (автобусы появились позже). Сценой на таких концертах служил тот же кузов с опущенными бортами, а артистической уборной – кабина водителя. Зрители, приходившие на шийпан (открытая терраса на полевом стане) прямо с полей, устраивались на земле, подстелив фартуки для сбора хлопка, молодые залезали на ближайшие деревья. Не было ни усилительной аппаратуры, ни микрофонов (о «фанере» тогда и представления не имели) – только живой звук на открытом воздухе. И реакция слушателей тоже была живой, не записанной, не запрограммированной. «Как они нам хлопали, вызывали еще и еще, благодарили и приглашали приехать вновь! Я всегда старалась петь в полный голос, чтобы доставить им удовольствие и поднять настроение».
Ее голос обладал какой-то магической силой, непередаваемым тембром, ровным и естественным звучанием во всех регистрах. Думается, однако, что секрет певческого таланта Берты Давыдовой состоял не столько в мастерском владении исполнительской техникой, сколько в умении сердцем исполнить свои песни, войти в их образ, сотворить некий драматический «моноспектакль», убеждая и побеждая слушателя найденной трактовкой. И жесты, и мимика, и выражение глаз, и применяемые вокальные приемы были оправданы внутренним содержанием исполняемого произведения, помогая певице «глаголом жечь сердца людей». Реакция слушателей была соответствующей: мне известен случай, когда приехавший с ее сыном на каникулы аспирант-иностранец, не будучи музыкантом и ни слова не понимая по-узбекски, заплакал, услышав «Фиғон» («Плач») в ее исполнении. В дни выхода телепередач с участием Берты Давыдовой телефон не умолкал от звонков поклонников, друзей, знакомых. Это были для нее счастливые минуты.
Б. Давыдова дорожила вниманием слушателей и зрителей, узнававших ее на улице и непременно подходивших с выражениями благодарности и восхищения. Иногда эта популярность обретала и комический оттенок: стоило ей появиться на Алайском базаре и подойти к какому-нибудь прилавку, цена на приглянувшийся товар мгновенно поднималась, так как продавцы знали, что Берта-опа не торгуется и, «держа марку», покупает «с наценкой». Однако и среди торгового люда находились бескорыстные ценители и почитатели ее искусства. Помню одну почтенную женщину – продавщицу лепешек, неизменно подносившую своей любимой певице отборные патыры и, несмотря на попытки расплатиться, никогда не бравшую с нее денег.
Еще одним доказательством народной любви было для Берты-опы пожелтевшее от времени и бережно хранимое письмо от общественности города Андижана, в 1957 г. пришедшее на адрес тогдашнего руководства Радиокомитета и переданное певице его председателем Х. Ибрагимовым. В нем содержалась просьба чаще передавать песни в исполнении любимой певицы, а также предложение отметить ее творческие заслуги. В том же году ей было присвоено звание Заслуженной артистки Узбекистана, и Берта-опа всегда считала, что в этом – немалая заслуга ее почитателей.
Искренней и глубокой была любовь певицы к Родине. При вручении ордена «Эл-юрт ҳизмати» Президентом страны И. Каримовым, во всех своих интервью и публичных выступлениях она неизменно подчеркивала свою преданность взрастившей ее стране и народу, искусству которого она служила. О том, что это была раз и навсегда выбранная, осознанная позиция, свидетельствует и то, что она неоднократно отклоняла предложения уехать из нашей страны. Когда-то высшее партийное руководство Таджикистана обращалось с подобной официальной просьбой к Ш. Р. Рашидову, на что последовал отказ, прежде всего, с ее стороны. С обретением Республикой Узбекистан независимости представители Израиля неоднократно предлагали Б. Давыдовой вернуться на «историческую родину», звали к себе и ее братья: один – в Канаду, другой – в Германию, третий – в Израиль. На все это следовал неизменный ответ: «Я здесь родилась, здесь пригодилась – тут и умру. Узбекистан сделал меня своей народной артисткой – он и похоронит меня как положено». Конечно, она сожалела, что в пору своего расцвета не имела возможности гастролировать за границей, как нынешние певцы и музыканты, но никогда не мыслила своей жизни вне родного пространства.
Точно так же певица не колебалась и в выборе между искусством и семейным счастьем. Ей пришлось расстаться с отцом своего единственного сына из-за жестких требований отказаться от профессии и оставить сцену. Еще одна попытка устроить свою женскую судьбу также окончилась разрывом отношений: второй супруг Берты-опы, приехавший в Ташкент в качестве одного из руководителей Главмосстроя в период ликвидации последствий ташкентского землетрясения, предложил ей переехать в Москву, где у него была благоустроенная квартира и налаженная жизнь. Об этом Берта-опа рассказывала так: «Шараф Рашидович Рашидов, узнав об этом, пригласил нас к себе и внимательно выслушал. Он не возражал против моего переезда к мужу, но заметил: «Ваше искусство нужно здесь. Здесь Ваша публика, здесь ценители и почитатели Вашего таланта. Подумайте, что для Вас важнее, чтобы потом не сожалеть». Я подумала – и осталась…».
Сейчас, когда Берты Давыдовой уже нет среди нас, голос певицы продолжает жить в записи, радуя слух и даря эстетическое наслаждение поклонникам традиционной музыки. Ее вокальное творчество еще не изучено до конца и ждет своего исследователя, который, хочется надеяться, в скором будущем появится. Искусство Народной артистки Узбекистана Берты Давыдовой, оставленное в наследство нашему народу, того заслуживает.