Не могут люди вечно быть живыми,
А. Навои
Для истории человеческая жизнь – это краткий промежуток времени, определенный миг между прошлым и будущим. А для конкретного человека – это долгий и сложный путь, который каждый должен пройти самостоятельно. Насколько интересным, насыщенным и незабываемым будет пройдена дорога длиною в жизнь, зависит от самого человека. Особого внимания и памяти заслуживает человек, посвятивший свою жизнь служению науке, тем более, если речь идет о женщине, занимавшейся долгие годы исследованиями в области истории архитектуры Средней Азии.
Вероника Леонидовна Воронина – ученый, обогативший архитектуроведческую науку Cредней Азии своими глубокими исследованиями, позволяющими по праву отвести ей достойное место среди других исследователей. Систематическое участие в археологических экспедициях на территории древних земель Средней Азии – Хорезма, Согда, Уструшаны и Шаша позволили В. Л. Ворониной собрать огромный материал, послуживший основой для создания фундаментальных трудов по зодчеству различных отрезков времени. Изучение их поражает широтой профессиональных интересов ученого, охвативших как проблемы строительных материалов и конструкций, так и вопросы формирования античных и раннесредневековых городов, фортификации, доисламских культовых сооружений, народной архитектуры и т. д. Эти вопросы получили отражение в более чем 300 научных работах. В результате удалось накопить значительный материал для создания научных обобщений по зодчеству Средней Азии.
В. Л. Воронина принимала участие в следующих экспедициях: работы на Ак-Тепе близ Ташкента (Институт истории и археологии УзФАН и УзНИИ (1940 – 1941 гг.); Фархадская археологическая экспедиция ЛИИМК АН СССР и Государственного Эрмитажа, на раскопках Мунчактепа близ Беговата (1944 г.); Хорезмская археологическая экспедиция АН СССР (1945 – 1946 гг.); Таджикско-согдийская археологическая экспедиция ЛИИМК АН СССР и АН ТаджССР, раскопки городища Пянджикент на Зеравшане (1946 и последующие годы); Археологическая экспедиция Государственного Эрмитажа и Ферганского областного краеведческого музея (1968 г.).
Особое внимание В. Л. Воронина уделяла вопросам строительной техники, начиная с античного периода и кончая временем зрелого средневековья, так как считала, что “специфика зодчества Средней Азии состоит в органическом единстве художественного и технического начала” (1, с. 3). При этом исследования носили не просто теоретический характер, но и предлагались, к примеру, несколько вариантов построения арок различного профиля и определения их распространения по регионам Средней Азии. Характеризуя древнюю строительную технику, В. Л. Воронина доказывала не примитивность, а рациональность, остроумность, оправданность конструктивных приемов, выразившихся как в кладке стен, кривой арок и сводов, так и в их рисунке, в сводчатых конструкциях.
Особое место в научной деятельности ученого занимали вопросы народной архитектуры, именно поэтому для кандидатской диссертации ею была выбрана тема “Архитектура узбекского жилища” (05.08.1963 г.). По мнению В. Л. Ворониной, архитектура жилого дома из всех объектов народного строительства была “более восприимчива к различиям территориального и хронологического порядка и всегда наиболее отчетливо выражала местные тенденции”. Поэтому были выявлены композиционные особенности народной архитектуры Ферганы, Хорезма, Сурхандарьинской и Кашкадарьинской областей, Таджикистана, композиционный анализ которых позволил ей провести параллели с зодчеством жилищ таких государств, как Греция и Рим (сходные приемы планировки и объемной композиции), Азербайджан, Татарстан со странами зарубежного Востока – Китаем и Японией (к примеру, в планировке китайского дома В. Л. Воронина обнаружила аналогию ферганскому дому), с Индией (внешнее сходство), Афганистаном (общие черты – плоские кровли, схожие конструкции), Ираном, Турцией и Египтом. Такие обширные параллели позволили В. Л. Ворониной выделить узбекское жилище как особый тип подлинной архитектуры и охарактеризовать его такими эпитетами, как “лирический”, “мягкий”, “гармоничный”, четко выделяя огромное разнообразие композиционных приемов, архитектурных модуляций, декоративных и прогрессивных новшеств. Во всем этом, безусловно, В. Л. Воронина видела архитектурное чутье народных мастеров Средней Азии.
Пристальное внимание В. Л. Воронина уделяла исследованию зодчества VI – VIII вв., изучение которого “подобно химическому реактиву, который, по ее мнению, поможет высветить явления, происходившие в архитектуре” (2, с. 157). Проблемой изучения были вопросы формирования раннесредневековых городов Средней Азии: пути их формирования, структура и фортификация, застройка и благоустройство. Рассматривая раннесредневековые города Средней Азии в исторической перспективе и сопоставляя их с городами Ближнего Востока (Ираном, Месопотамией), В. Л. Воронина доказывала собственный путь их развития, обусловленный схемой античных поселений.
Отвергая само понятие “мусульманская архитектура”, столь распространенное за рубежом, В. Л. Воронина считала, что многие формы мечетей, медресе, мавзолеев, внешне обусловленные исламом, опирались на местные корни и традиции. Воздействие ислама на архитектуру Средней Азии сказалось на возведении специальных культовых зданий, умеренном использовании изобразительных средств и поощрении геометрического орнамента, разработке эпиграфики: “Вклад ислама в символику совсем иного рода – концепции природы, времени, пространства трактуются в системе космогонии, геометрии, математических чисел” (3, с. 258).
Особой чертой ученого является проведение обширных территориальных архитектурных и эпиграфических параллелей, когда для разрешения глобальных проблем, к примеру, для характеристики местных строительных школ, В. Л. Воронина детально изучала весьма скромные архитектурные памятники, не обладающие особыми достоинствами (к примеру, такие мавзолеи, как Ходжа Магыз, Пошо Пирим, Бустан Бува в Маргилане), но характеризующие местные строительные школы и восполняющие пробелы в хронологии зодчества Средней Азии. Другой пример таких параллелей – это многолетнее изучение (более 10 лет) древнего городища Пянджикент (Таджикистан) с ненарушенными строительными остатками, относящегося к доарабскому времени и явившегося на тот момент времени единственным систематически изученным согдийским городом. Был изучен целый город-комплекс, в котором в достаточной степени исследованы жилые (3 типа домов), общественные, культовые (храмы) и погребальные сооружения, конструкции и орнамент.
Так вот, на примере древнего таджикского городища В. Л. Ворониной удалось в целом показать самобытность культуры народов Средней Азии и высокий уровень развития его архитектуры. Как отмечал А. Ю. Якубовский, таджики и узбеки связаны в прошлом “не только многовековой совместной жизнью, общностью культуры и быта, но и… этнически” (4, с. 7). Благодаря таким обширным параллелям В. Л. Ворониной удалось провести аналогию мавзолея Саманидов с западными памятниками – мавзолеями Каира (Саба Банат, 1010 г.), Индии (мавзолей Махмуд-шаха в Манду, 1450 г.), Гол-Гумбаз в Биджапуре (1660 г.), где кроме общего квадратного плана и 5 куполов “главной чертой сходства была опоясывающая стены арочная галерея” (5, с. 194). Это позволило сделать вывод о том, что тип киоска в средневековье был распространен от Ганга до Атлантики.
По мере накопления новых данных о памятниках Средней Азии, круг научных интересов ученого расширялся благодаря изучению архитектурных деталей и орнамента на памятниках Средней Азии, которые послужили еще одним источником информации о доисламских верованиях на территории Средней Азии. Большую роль в этом вопросе сыграл тот же Пянджикент, где впервые Согдийско-Таджикской археологической экспедицией (1946 – 1947 гг.) при непосредственном участии В. Л. Ворониной были обнаружены самые древние (доисламские) памятники искусства резьбы по дереву – Оббурдонская, Курутская, Фатмевская, Урмитанская колонны, а также Искодарский михраб, свидетельствующие о наличии аграрного культа, водной символики и вошедшие в аналоги деревянной скульптуры Средней Азии. В. Л. Воронина отмечала присутствие в доисламской символике своего рода “знаковой системы”, уходящей корнями в глубокую древность и относящейся к миру растений или к миру животных. Эти символы оказались настолько стойкими как по времени, так и территориально, что использовались на обширных землях ислама – вплоть до берегов Атлантики.
Следует отметить, что до В. Л. Ворониной вопросами архитектурного орнамента занимались Б. П. Деннике (6), Г. И. Гаганов (7), Л. И. Ремпель (8). Сама же В. Л. Воронина выделила 2 основных направления в классификации орнамента – по содержанию (растительный, геометрический, зооморфный, архитектурный) и по функциям, т.е. положением орнамента в здании (полотно, панно, тимпаны, ленточные узоры). Интересно, что будучи хорошо знакомой с формами и орнаментом стран Востока (Иран, Египет, Иордания), она “оценивала многие образцы не в свете отдельных связей и заимствований, но как цельное явление искусства” (9, с. 193).
По мнению автора данной статьи, В. Л. Ворониной удалось максимально приблизиться к секретам мастерства средневековых зодчих. Через раскрытие таких вопросов архитектурной композиции, как тектоника, эстетика, комбинаторика, проблемы света и тени в зодчестве Средней Азии, ею была сделана попытка найти ключ к пониманию секретов художественной выразительности памятников средневековья и выявить их определяющие признаки. В ее исследованиях были тесно взаимосвязаны между собой геометрия и функция, форма и среда, тектоника и подкупольные системы, то есть “архитектурное сооружение представляло собой целостный организм, все части которого взаимодействуют”. К примеру, В. Л. Воронина точно определила, какое значение придавали зодчие игре света и тени, с помощью которых выявлялась тектоника стены. А для большего эффекта сооружались специальные вертикали, которые зрительно сглаживали плоскость фасада игрой светотени, сменившиеся в XII в. рельефным узором или резной терракотой и т.д. На примере многочисленных памятников В. Л. Воронина выяснила, что средневековые зодчие учитывали положительные и отрицательные особенности светового режима, в связи с чем, к примеру, “изобрели ряд пластических форм – округлые и островерхие купола с рубчатой оболочкой, способы обрамления портальной арки, выразительные детали”.
Постепенно стираются с лица земли памятники архитектуры, покрываются дымкой времени имена их исследователей. Но наступает время, когда необходимо вспомнить их имена, отдать дань памяти тем, к чьим научным трудам мы постоянно обращаемся, тем, кто посвятил свою жизнь служению науке.
Мы надеемся, что на смену поистине выдающимся ученым придет новое поколение исследователей, которые также самоотверженно будут трудиться на благо отечественной науки и всемирно прославлять зодчество Средней Азии.
Литература
1. Воронина В. Л. Древняя строительная техника Средней Азии // АН, 1953, № 3.
2. Воронина В. Л. Ислам и архитектура (на примере Средней Азии) // АН, 1984, №32.
3. Воронина В. Л. Доисламская символика в архитектуре Средней Азии и зарубежного Востока // АН, 1985, № 33.
4. Якубовский А. Ю. Введение // МИА СССР, 1950, № 15.
5. Воронина В. Л. Мавзолей Саманидов и его зарубежные аналоги // АН, 1985, № 33.
6. Деннике Б. П. Архитектурный орнамент Средней Азии, 1939.
7. Гаганов Г. И. Геометрический орнамент Средней Азии. АН, № 11, 1958.
8. Ремпель Л. И. Архитектурный орнамент Узбекистана, 1961.
9. Воронина В. Л. Архитектурный орнамент Средней Азии (вопросы классификации) //АН, 1980, № 28.
Шоира Нурмухамедова