Сегодня приходится заново открывать и включать в контекст современной культуры тот факт, что орнаментация в прошлом не сводилась к декоративной отделке, а была универсальным графическим “языком”, отличным от письменности и хорошо понятным широким слоям населения. Элементами такого “языка” являлись отдельные знаки, символически выражающие принципиальные качества микро- и макрокосмоса. Композиции знаков образовывали символический “текст”, “прочтение” которого открывает знание о культуре прошлого, часто не доступное для других научных методов. Память о забытых “языках” символов сохранилась лишь в очагах народного ремесла, где еще помнят значение орнаментальных знаков на ковре, сюзане, ганчевой панели и т.п.
В известной нам истории Средней Азии нет другого городского центра, сопоставимого по своей историко-культурной значимости с Афрасиабом – древним городским центром с двухтысячелетней культурой в границах современного Самарканда. Поэтому выявление и “прочтение” символических “текстов” Афрасиаба – исключительно важная задача постижения древней культуры. В настоящей статье мы продолжаем инициативу семантического анализа символики средневековых орнаментов Средней Азии, начатую совместными публикациями автора данной статьи с М. Булатовым и Ю. Туйчиевой (1). В них на примере мавзолеев Саманидов в Бухаре и Ак-Астана-Баба в Сурхандарье было показано, что наряду с декоративно-эстетическими задачами архитектурная форма и орнаментация несли религиозно-сакральную и магическую функции. Удалось выявить ряд базовых символов, прочитать “тексты” – космограммы IХ – ХI вв. Интересно сопоставить эти материалы с синхронными данными Афрасиаба.
К настоящему времени систематические раскопки на Афрасиабе выявили множество артефактов орнаментированной керамики и архитектурного декора. Наше внимание привлекли две группы археологических находок – керамические блюда с хорошо узнаваемой богатой орнаментацией, расписанные цветными ангобами, покрытые глазурью и датирующиеся IX – XII вв., и коллекция, найденная в западной части Афрасиаба при участии Л. Вяткина и М. Массона Предполагается, что они – часть декора дворца Саманидов, сооруженного в 70-х – 80-х годах IX в. (2, с. 143).
Одна из главных черт орнамента афрасиабских панелей – тотальное заполнение их пространства изображениями растительных элементов. Устремленные вверх и в стороны ростки с листками (крины) заполняют здесь все пустоты между геометрическими построениями. Для орнаментации панелей так же, как и для керамических блюд, характерно воплощение идеи распространения (“произрастания”) растительных форм из некоторого центра (центрические композиции: 3-, 4-, 6-частные). Похоже, что этим декларировалась жизненность, вечность природно-растительных сил, от которых зависит благополучие людей на Земле. Такой орнамент был своеобразной графической “молитвой”, адресованной добрым божественнымсилам, несущим плодородие. Показательно, что одно из афрасиабских панно было признано исследователями исламским михрабом (2, с. 51-53), т.е. местом, “у” которого и “в” направлении которого произносилась мусульманская молитва. Оказалось, что на михрабе изображено “древо жизни” – древнейший культовый знак, еще один символ неувядающей природной силы.
В центре одной из панелей находятся два наложенных один на другой трехлепестковых цветка, что соответствует древнему “трехточечному” знаку плодородия, одному из символов Анахиты. Причем характерной особенностью этой композиции является то, что ростки в центре отмечены “точками” – семенами, источниками произрастания. Еще два панно имеют центром композиции шестиконечную звезду, образованную наложением двух треугольников (звезда Давида), фиксирующую 6 лучей произрастания растительных элементов. Интересно, что практически тот же тип 6-частной растительной композиции, включая использование звезды Давида, чеканился на множестве монет Золотой Орды (илл. 10), (3).
Приверженность жителей древнего Самарканда культу вечной растительной, природной силы наряду со средневековой афрасиабской символикой подтверждается существованием на Афрасиабе трех исламских культовых мест, возникших около X – XI вв. Это мемориал Шахи-Зинда, связанный с культом Кусама ибн Аббаса, признанного “неумирающим царем”, мечеть Хазрет-Хызра, связанная с “кадамжоем” этого вечного странника, испившего, по преданиям, живой воды, а также мазар и родник святого Ходжи Данияра, обладающего свойством “расти” в могиле.
Несколько панелей, относимых к декору одного зала, имеют в качестве доминирующего знакового символа “свастику” (илл. 9-11). Это хорошо известный символ Солнца, солнечной энергии. Представлены как округлая (колесообразная) четырех- и трехлучевая свастика “вертун”, признаваемая символом вращения, циклического космического движения, так и традиционная прямоугольная свастика, символ Солнца как источника света и космического огня (тепла). Здесь геометрически правильная “сетка” из свастики заполняет всю поверхность, декларируя мощь и значимость единого энергетического поля сил Солнца.
Ячейки орнаментальной сети “свастик” также заполнены растительными символами, утверждая единство и взаимосвязь двух положительных сил Космоса (растительные силы природы и космическая энергия Солнца). Та же идея присутствует на многих афрасиабских блюдах, где в центре орнаментальной композиции расположен свастикоподобный знак, из которого берут начало сложные узоры сплетающихся растительных линий (илл. 2) (4, с.127). Это явно указывало на Солнце как на источник плодородия и жизни в целом. Даже сегодня в Самарканде можно встретить жилища, на фасаде которых, а также при оформлении колонн, дверей изображены символические знаки Солнца (солярные розетки), датируемые ХVIII – ХХ вв.
Содержание символических “текстов” Афрасиаба соответствует основным идеям известной нам восточноиранской доисламской религиозной традиции, к которой относятся и области доисламского Согда. Центральными божествами здесь признавалась пара: Митра – бог Солнца и Анахита – богиня плодородия. Синонимичными оказываются и древнетюркские представления о божественной паре: мужском божестве Неба (Тенгри) и женском божестве Земли. В абстрагированной символике Афрасиаба как бы произошла деантропоморфизация культовыхпредставлений. Сущностные идеи и их символы остались, а их традиционные носители – “языческие” божества как бы исчезли, что, видимо, и отражает утверждение единобожия ислама, в котором “нет Бога кроме Аллаха”.
Принципиально новым, не характерным до этого времени для культур Средней Азии знаковым элементом, появившимся на афрасиабских панелях, являются 6- и 8-угольные звезды, что, похоже, отражает прорыв в области прикладной геометрии в рамках исламской научной традиции. Не исключено, что в это время через исмаилитов или иудеев происходит передача в регион ближневосточных семантических идей. Характер использования символа шестиугольной звезды указывает на то, что этот знак был связан с сакральными силами плодородия, что соответствует более архаичным представлениям о женском божестве Земли, Анахиты и т.п. Тогда восьмиугольная звезда, судя по всему, связана с Солнцем. Поскольку число “8″ символизирует устойчивость, равновесие, стабильность, то, возможно, в афрасиабской композиции 8-лучевая звезда – символ вечного Солнца как источника энергии мироздания. Это подтверждается тем, что во втором зале дворца, где доминирует солнечный знак свастики, центральное место занимает большое панно с 8-лучевой звездой (илл. 9). В обоих случаях использования восьмилучевых звезд на афрасиабских панелях эти звезды вписаны в восьмилепестковые цветки, как бы напоминающие о более древней традиции изображения солярных символов в виде ромашек.
Еще одной принципиальной чертой афрасиабской орнаментации как на ганчевых панелях, так и на керамических блюдах, является принцип “сплетения”. Основные фигуры орнамента переплетены между собой так, что если бы они были реально изготовлены, то оказались бы неотделимы одна от другой. Этим выражается идея слитности, соединенности главных знаковых элементов макрокосмоса: растительности, Солнца, Земли. В древней индоевропейской религиозно-мифологической традиции символика узлов была связана с космическим божеством Варуной – богом Луны и Воды, властителем магических “уз” (5, с.125 – 247). Обратим внимание на то, что большая часть афрасиабских панелей имеет декоративный волнообразный кант – узнаваемый символ воды.
Двумя наиболее простыми композициями “плетенки” оказались соединения круга и квадрата с крестообразной фигурой, образовавшие четырехчастные знаки: 1 – Солнца и растительности, 2 – Земли и растительности (илл. 12). Сочленение этих добрых по отношению к человеку сил мироздания символически противостояло враждебным силам, обеспечивая благополучие. “Плетеные” композиции, практически тождественные афрасиабским, стали характерным явлением орнаментации древнерусского искусства Х – ХIII вв. (6). Интересен в экспозиции Эрмитажа многократно повторенный четырехчастный квадратный “плетеный” знак на миланских рыцарских доспехах XVI в. (илл.13). Здесь он – явно основной оберег металлического панциря. На этой же основе возник новый знак – “плетенка счастья”, характерный символ монетного чекана Золотой Орды. Он же целенаправленно используется в декоре мавзолея Кусам ибн Аббаса в Шахи-Зинда. Более сложной является четырехугольная знаковая композиция, воплощенная в четырех орнаментальных решениях афрасиабских панелей. Ее прямоугольный “каркас” символизирует “вспаханную” (разбитую на участки) землю, солнечные знаки по сторонам – постоянное присутствие и движение Солнца, а четырехчастные растительные знаки по углам – произрастание в четырех направлениях (илл. 12) (2, с. 33-34, 36-37).
Выявление сложных “языческих” сакральных формул в дворцовом декоре Саманидов соответствует представлению о роли правителя в раннем средневековье как одной из главных фигур ритуалов аграрно-магического, заклинательного культа. Это дает основание предположить храмовое назначение этого строения с оформлением залов молитв-медитаций.
Если сопоставить декор афрасиабского дворца с декором дворца бухар-худатов в Варахше, отделка которого датируется 60 – 70 гг. VIII в. (7, с. 83-84), то можно выявить в них ряд общих черт. Здесь также присутствует аграрно-заклинательная символика с растительными элементами и солярными розетками (7, с. 170, 181). Но семантическая и геометрическая сложность афрасиабских панелей – первое известное свидетельство “взрывного” рождения “архитектурного орнамента нового стиля, чье быстрое развитие отмечено рядом других выдающихся памятников, в которых этот стиль на протяжении ХI – ХII вв. получил наивысшее развитие” (3, с. 127). Космологические “тексты”, скрытые в семантике декора дворца Саманидов, – свидетельство качественно нового натурфилософского и религиозного мироощущения, возникшего с утверждением в Средней Азии ислама, пока ещене имеющего жесткой канонизации и адаптирующего традиционные “языческие” представления.
Общая идеология такой “языческой” орнаментации – создание единого сакрального поля знаков, символизирующего объединение “добрых”, побеждающих сил макрокосмоса и утверждающего идеи повсеместности и распространения охраняющих сил. Фольклорная традиция сохранила убеждение, что подобное знаковое поле является оберегом, т.е. способностью защитить человека, его жилище от магии “сил зла”. Причем в орнаментацию керамических блюд Афрасиаба кроме “языческих” немусульманских символов вошли арабские благопожелательные надписи. Видимо, считалось, что блюдо, содержащее соединенные в одно целое добрые “языческие” солярные и растительные символы, а также мусульманские благопожелания, было вдвойне защищенным. Магические, охранительные качества геометрического и растительного орнамента оставались сущностными чертами орнаментации исламского искусства вплоть до позднего средневековья. Только в новое время общеисторические процессы десакрализации культуры свели это явление к декоративности.
Важным моментом представляется общее знаковое поле, обнаруженное на пространстве от Средней Азии до Древней Руси в период Х – ХIV вв., что воплотилось в орнаментальных артефактах памятников архитектуры, ремесла, монетном чекане Саманидов, Караханидов, Булгар, Хорезма и домонгольской Руси, Золотой Орды. Ранее уже удалось выявить наличие в культуре Саманидов развитых традиций мандалической символики (8), используемой также в Индии, Тибете и Китае. Такая общность культовой символики различных исторических культур ставит проблему определения ее истоков. Поскольку рассматриваемые сакральные знаки имеют достаточно развитую геометрию, трудно допустить возможность параллельного и схожего знакового развития в таких географически удаленных одна от другой культурах. Тогда приходится предположить сохранение некоторого достаточно обширного евразийского сакрально-культового единства, допускающего культурную ассимиляцию и обмен. Таким “каналом” ретрансляции мог быть единый торговый коридор шелкового пути, о чем свидетельствует огромное число находок саманидских монет в Европе. Действительно, торговля тканями и другой орнаментированной продукцией ремесла предполагает, что семантика знаков орнамента признается покупающей стороной.
Автор: Алексей Арапов