Искусство Средней Азии периода VI-IV вв. до н.э., который в исторических исследованиях именуется обычно ахеменидским и следующим за ним селевкидским периодом, изучено слабо. Между тем уже древнегреческие письменные источники указывают на существование в Бактрии и Согде в IV в. до н.э. городов с развитой и сложной структурой (Бактры, Аорн, Мараканда).
Археологические исследования не только подтвердили это, но и предоставили важные данные для их характеристики, в том числе о структуре и фортификации, материальной культуре. Среди них наиболее интересные материалы дали исследования Эрк-калы – древнейшего ядра городища Старого Мерва в Маргиане, Афрасиаб (древняя Мараканда) в Согде, городищ Узун-Кыр, Сенгиртепа в Южном Согде и Кызылтепа в Северной Бактрии, а также ряда более мелких поселений.
На примере некоторых из них (в частности, Кызылтепа, не перекрытом более поздними слоями и сохранившем особенности топографии ахеменидского времени) очевидно, что это были трехчастные (цитадель, собственно город, “пригород”), укрепленные мощными сырцовыми стенами, достигающими пяти и более метров толщины, с полукруглыми выносными башнями и обведенные широкими рвами населенные пункты. Определено, что ахеменидский период в истории Средней Азии характеризовался интенсивным обживанием многих физико-географических зон (речных, долин, предгорий и даже гор) и достаточно высокой концентрацией поселений в них.
Раскопки этих поселений именно в слоях данного времени пока не дали предметов монументального и малого искусства. Исключение составляют предметы прикладного искусства, властности, керамика.
О развитии монументального изобразительного искусства в этом регионе свидетельствует ряд косвенных и прямых данных, в частности, известный рассказ автора IV в. до н.э. Хареса Митиленского о любви Зариадра к Одатиде, “самой красивой женщине в Азии”. Романтическая история их любви пользовалась широкой популярностью у населения Средней Азии – “сказание о ней изображают на картинах в храмах и дворцах, а также и в частных домах” (1).
Можно, таким образом, предположить существование здесь в предахеменидское и ахеменидское время настенной монументальной живописи. На наличие скульптуры указывают находки из Исфары в Канибадамском районе Таджикистана. Это две объемные пустотелые головы барана в натуральную величину весом 8,1 и 14,8 кг, отлитые из бронзы и датируемые V-III вв. до н.э. (2). Не исключено, что они представляли собой одиночные скульптурные изображения или входили в состав скульптурной композиции, украшавшей интерьер какого-то здания, а возможно, оформляли зооморфный трон, широко распространенный в Средней Азии и Иране в доисламское время. На развитие форм монументального ваяния указывает и на ходка в горах Султан Уиздага (Хорезм) каменной капители, оформленной по бокам обращенными в разные стороны полиморфными фигурами в виде лежащих с подогнутыми ногами животных с головами бородатых мужчин. Она имеет близкие аналогии в искусстве ахеменидского Ирана (3).
Керамическое искусство данного времени характеризуется разнообразием и стандартизацией форм сосудов, высоким качеством техники изготовления, ангобным покрытием и отсутствием орнаментации. Орнаментальные сюжеты в виде росписей красной и коричневой краской на поверхности сосудов, широко распространенные в керамике начала I тыс. до н.э., в этот период сходят на нет.
Характерной особенностью керамического искусства является совершенство форм сосудов, которые становятся в основном цилиндрическими и генетически восходят к керамике VII-VI вв. до н.э. Цилиндрическая керамика широко распространяется почти на всей территории Средней Азии от Хорезма до Бактрии. Предметы других видов прикладного искусства представлены глиптикой – несколькими геммами, выполненными в ахеменидском стиле, из собрания Музея истории Узбекистана в Ташкенте, якобы найденными на городище Афрасиаб (4).
Особняком в этом скудном ряду памятников искусства оседлоземледельческих областей Средней Азии ахеменидского времени стоят многочисленные предметы художественной культуры (представлены малые формы искусства – металлическая круглая пластина, торевтика, ювелирное дело) из Амударьинского клада (5), или сокровища Окса, а также сокровищницы храма Окса в Тахти-Сангине (6). Строго научный подход к ним показывает, что за редким исключением они не могут служить подлинным историческим источником для характеристики искусства рассматриваемого периода в Средней Азии и дают лишь представление о том, какие ценности и из каких стран могли накапливаться в бактрийских храмах в течение нескольких веков.
Судя по дате сокрытия этих “кладов”, гораздо более поздней, чем даже конец ахеменидского периода, связанный с завоеванием Александром Бактрии в 327 г. до н.э. (эта дата заключается в пределах почти двухсот лет и в том, и в другом случае: Амударьинский клад сокрыт в II в. до н.э., сокровищница храма Окса – накануне нашествия юечжей, т.е. в начале второй половины II в. до н.э.), эти предметы могли привноситься в храм (или храмы?) когда угодно и могли быть привезены откуда угодно.
Не вызывает сомнения подлинность состава сокровищницы храма Окса в Тахти-Сангине, зафиксированного с соблюдением подлинно научной археологической методики, но сомнительна подлинность состава Амударьинского клада, который, строго говоря, представляет собой коллекцию предметов, собранных при различного рода обстоятельствах в Равалпинди (Пакистан). Часть из них действительно принадлежит Амударьинскому кладу, найденному, может быть, на городище Тахти-Кобад или, скорее, Тахти-Сангин, а другая, вероятнее всего, присоединена на месте, в Равалпинди и состоит из находок, сделанных, возможно, в Гандхаре или Кабулистане.
Сомнительна монетная часть клада, так как не выяснены условия находок монет (7), а также потому, что до сих пор никаких монет V-IV вв. до н.э. греческих городов и ахеменидских сатрапов Малой Азии на территории Средней Азии, в том числе в Бактрии, на найдено. Только в последние годы, по-видимому, в Южном Туркменистане, найден клад ахеменидских сиклей, часть которого попала к ташкентским коллекционерам.
Исследование ранней части Амударьинского клада позволило выделить по месту происхождения пять групп предметов, изготовленных из золота и серебра.
I группа. Мидийские и луристанские предметы доахеменидского времени.
II группа. Предметы из западного Ирана царского или сатрапского достоинства, относящиеся к ахеменидскому времени.
III группа. Предметы, выполненные в малоазийских традициях иизготовленные до конца IV в. до н.э.
IV группа. Предметы местногобактрийского происхождения тогоже времени.
V группа. Предметы, выполненные в скифо-сибирских традициях.
Лишь две последние группы могут характеризовать особенности искусства Средней Азии в ахеменидское время и только в части развития торевтики и ювелирного искусства. Что же касается первых трех групп, то, согласно одной из гипотез, они привнесены в бактрийский храм во время пребывания здесь войск Александра Македонского или как военные трофеи, захваченные македонской армией в иранских столицах и пожертвованные в храм (8). Но это лишь одна из гипотез, которая может быть постулирована лишь при условии доказательства существования храма Окса (с которым И.Пичикян связывает Амударьинский клад) уже при Александре Македонском. Важно отметить, что на городище Тахти-Сангин отсутствуют культурные слои с характерной для V-IV вв. до н.э. цилиндрической керамикой. Отсюда возникает предположение, что время возведения храма относится к более позднему периоду – селевкидскому или греко-бактрийскому.
Мы не разделяем также мнения И.Пичикяна и согласившихся с ним других исследователей, что Амударьинский клад – это выбранная из сокровищницы храма Окса часть ее предметов из драгоценных металлов. Это два разновременных комплекса. Один из них – Амударьинский клад – более ранний (VI-IV вв. до н.э.), где почти полностью отсутствуют предметы эллинистического времени (Ш-П вв. до н.э.), сокрытый, как правильно считал Р.Гиршман, в конце IV – начале III в. до н.э. (9). Другой – сокровищница храма Окса – более поздний (III – начало II, половина II в. до н.э.), с небольшим числом предметов ахеменидского времени при преобладании вещей эллинистического периода.
Само по себе существование двух близкорасположенных храмов (а в данном случае – в 5 км друг от друга), даже если допустить, что они функционировали одновременно, в религиозной практике обычное явление. Сомнительно причисление Амударьинского клада к храмовым сокровищам, основанное на том, что большая его часть – культовые вотивные предметы, однако в составе этого клада и масса предметов бытового назначения; вызывает также сомнение, что он являлся сокровищницей бактрийского аристократического рода (10). Более прав Е.Зеймаль, указавший на то, что для сокровищницы храма или целого рода он недостаточно велик и мог принадлежать одному богатому и знатному человеку (11). В качестве параллели этому мнению укажем на Дальверзинский клад, который неизмеримо больше по весомому составу содержавшегося в нем золота, найденный в доме знатного кушанского горожанина.
Очевидно, что и часть Амударьинского клада, и часть сокровищ из храма Окса, датирующихся ахеменидским временем, отражают искусство далеких от Средней Азии стран и, в первую очередь, идейные особенности искусства ахеменидского Ирана с его регламентированным каноном, сложной религиозной СИМВОЛИКОЙ, единством и в то же время многообразием художественных стилей: собственно иранских, ирано-месопотамских, малоазийских и скифо-иранских.
К числу объектов местного бактрийского происхождения в основном относят или незавершенные художественные изделия типа головы лошади, или более тридцати тонких золотых пластинок с профильным изображением стоящей фигуры со связкой прутьев в руке. Таковыми же могли быть и многие произведения ювелирного искусства: кольца с разнообразными изображениями на щитках, браслеты с головками животных на концах, подвески в виде птиц, золотые пластины и диски с изображением животных – лошадей и верблюдов, льво-грифонов.
Специалистам в области древней нумизматики Средней Азии хорошо известны редчайшие золотые монеты (8 статеров и один двойной статер), в арамейской легенде которых И.Марквартом прочтено имя WHSWWR – Вахшувар. Восемь монет происходят из Амударьинского клада, одна – из частной коллекции. Все они хранятся в Британском музее. По поводу интерпретации места и времени выпуска этих монет и тесно связанных с ними монет Андрагора существуют различные мнения. Одни исследователи связывают их с Бактрией, другие с Парфией, ряд ученых датирует их концом IV – началом III в. до н.э., другие – первой половиной или даже 40-30 годами III в. до н.э.
Наиболее полно эти монеты изучены Е.Зеймалем и И.Дьяконовым, которые отнесли их к доаршакидскому чекану Парфии. Они полагали, что Вахшувар и Андрагор – одно и то же лицо (12). Это мнение вызвало возражение И.Пичикяна, который был уверен в их бактрийском происхождении (13).
Чтение имени правителя как Вахшувар не вызывает сомнений. Согласно В.Лившицу, оно переводится как “избранный бога Вахшу”, “верящий в бога Вахшу” или “сохраняемый богом Вахшу”. Нет возражений по поводу полной аналогии первого компонента этого имени – Вахт (бактр. ОАХРО) в греческой передаче Оке, что дало право многим исследователям связать Вахшувара с историческим Оксиартом.
Место коренных владений последнего сейчас благодаря археологическим данным в их сопоставлении со сведениями Арриана локализуется достаточно точно. Это юго-восточные склоны Гиссара от Железных ворот (Дарбанда) и далее на северо-восток (14). Здесь же в одном из горных ущелий находилась и Скала Оксиарта, где произошла встреча Александра с Роксаной. Определенную ясность в этот вопрос вносят и данные топонимики, в особенности когда они подкрепляются археологическими и историко-географическими фактами. Существенно, что здесь до сих пор сохранился топоним “Вахшувар”. Я имею в виду два небольших кишлака Катта Вахшувар и Кичи Вахшувар, расположенных в предгорьях Байсунтау, в 20 км к северо-западу от г.Денау. Показательно, что это название зафиксировано еще в начале XVI в. в “Тарих-Гюзида”, что свидетельствует о давности его существования.
Археологические разведки, проведенные мною в этом районе, выявили в Катта Вахшуваре большое городище Сартепа, нижний слой которого относится к началу второй половины I тыс. до н.э. В 10 км ниже, в низовьях Вахшуварсая, также выявлено укрепленное поселение с цитаделью ахеменидского времени. В верховьях Вахшуварсая и в соседних ущельях имеется ряд скал, по описаниям похожих на скалы-петры античных источников. Столичным центром всего этого района являлось расположенное неподалеку от Вахшувара городище Кызылтепа. В этой связи можно предположить, что весь этот горный и предгорный район принадлежал Оксиарту – Вахшувару – виднейшему представителю бактрийской аристократии, одному из тех, с кем Александр встречался к северу от Окса.
В этом же районе имеется ряд мест с компонентом “вар”: Тихшивар, Бузуруквар и Каттавар, Гаварган, Дальварзин. В нем отражено индо-иранское слово вар – “ограда, палисад”, авестийская вара; для древнего периода оно зафиксировано в названии города Аорна (на месте Дильертепе, неподалеку от Бактр (Балха). Особо показательно в этом отношении иранское название Бузуруквар и равнозначное ему узбекское Каттавар (Большой вар).
В таком случае название Вахшувар можно толковать как “вар (бога) Вахта”, т.е. укрепленное место, где стоял храм этого божества. Древнее культовое значение кишлака Вахшувара отмечают этнографы Б.Кармышева и О.Сухарева (15).
Опираясь на предложенную О.Сухаревой интерпретацию Вахшувар как подобный Вахшу, Б.Кармы-шева высказала предположение о связи этого названия с именем божества текущих вод Вахшу – Вахшем – Оахшо и возможном поклонении его культу в данном месте. То, что храмы, посвященные богу Оахш (Вахшу), существовали в Северной Бактрии, сейчас доподлинно установлено благодаря греческой надписи на вотиве из Тахти-Сангина. Не исключено в этой связи, что местность, где сейчас располагается кишлак Вахшувар, в древности носила бактрийское название Оахшоваро, т.е. укрепленное место с храмом этого божества, в более поздней передаче – Вахшувар.
Показательно, что предгорья Гиссара и долина Амударьи были связаны дорогой, шедшей из долины Сурхандарьи через Бабатаг и перевал Чагам (в районе которого мною отмечены древнее культовое место Гаварган и местность Вахшувар) в долину Кафирнигана (у спуска в нее расположено поселение начала I тыс. до н.э. Бабуртепа), а затем в Кобадиан и оттуда к Тахти-Сангину.
Согласно Арриану, во время остановки войска Александра у впадения р.Акесиан в Инд к нему прибыл “бактриец Оксиарт, отец Роксаны, жены Александра. Царь прибавил к его сатрапии еще паропа-мисадов…” (Арриан, VI, 15). Следовательно, с 328 г. до н.э. и в течение, видимо, достаточно продолжительного времени Оксиарт-Вахшувар владел большей частью Восточной Бактрии от Гиссара на севере до Гиндукуша включительно на юге. По всей вероятности, где-то здесь выпускались его монеты, и, по-видимому, ему и его роду принадлежали первые накопления Амударьинского клада, а сам храм Окса (Оахшо) в Тахти-Сангине был возведен на территории его владений и во время его правления.
Литература:
1. Харес Митиленский.// Вестник древней истории. 1947. № 3. С. 252.
2. Живопись и скульптура Таджикистана. Л., 1984. С. 8.
3. Пугаченкова Г.А., Ремпель Л.И. Очерки искусства Средней Азии. М.,1982. С. 39.
4. Пугаченкова Г.А. Три ахеменидские геммы из собрания Музея истории Узбекской ССР.//Труды МИУС. 1956. Вып. 3. С. 81-87.
5. Научная литература об этом кладе огромна. См.: Cunningham A. Relicsfrom Ancient Persia in cold, silver and copper.//The Journal of the AsiaticSocienty of Bengal, 1881, p. 151-186;Dalton O.M. The tresure of the Oxus. London, 1905; Barnett R. The art of Bactria and the Treasure of the Oxus.//Iranica Antiqua. Leiden, 1968, vol. 8, p. 34-53;
6. Зеймаль Е.В. Амударьинский клад. Каталог выставки. Л., 1979; Пичикян И.Р. Культура Бактрии. Ахеменидский и эллинистический периоды. М., 1991.
7. Пичикян И.Р. Указ соч. С. 119-196.
8. Зеймаль Е.В. Указ. соч. С. 22-23,72-84;
9. Belinger A.R. The coins from theTreasure of the Oxus.//The American Nummismatic Society. Museum Nites.New York, 1962, vol. 10, p. 51-67.
10. Пичикян И.Р. Указ. соч. С. 71-74.
11. Grishman R. Persia from the Origins to Alexander the Great. L., 1964,p. 265.
12. Ставиский Б.Я. Заметки об Амударьинском кладе.//Искусство Востока и античности. М., 1977. С. 204.
13. Зеймаль Е.В. Указ. соч. С. 64-72; Пичикян И.Р. Указ. соч. С. 68-71.
14. Дьяконов И.М., Зеймаль Е.В. Монеты Андрагора.//Вестник древней истории. 1988. № 2. С. 12-20.
15. Пичикян И.Р. Указ. соч. С. 308.
16. Ртвеладзе Э.В. О монетах Вахшувара, месте его владений и принадлежности Амударьинского клада.//Изучение культурного наследия Востока.Санкт-Петербург, 1999. С. 93-65.
17. Кармышева Б.Х. Этнический состав населения Южного Узбекистана. М.,1983.
Эдвард Ртвеладзе