К.Сомов. Портрет С. Рахманинова. Х.,м. 1925 |
Причина неослабевающей духовно-эстетической востребованности музыки С. Рахманинова – в необычайной объемности заложенной в ней музыкальной мысли, красоте формы и утонченности стиля, а также в притягательной силе личности самого автора, созданного, как писал Иосиф Гофман, «из стали и золота, сталь – в его руках, золото – в сердце».
Как выдающийся пианист и композитор С. Рахманинов явился последователем синтетической традиции романтиков XIX в., таких, как Р. Шуман, Ф. Лист, А. Рубинштейн, сочетавших, помимо композиторской и исполнительской деятельности, и музыкально-критическую и общественную, что выдвинуло этих художников в число ярчайших выразителей прогрессивных идей своего времени.
Как фигура титаническая, обладающая мощным, волевым характером, С. Рахманинов в своей фортепианной музыке выражал пафос жизнеутверждения, торжествующую энергию человеческого духа. Как удивительно проникновенная натура, он передавал в музыке богатейший мир чувств и эмоций: от романтической взволнованности и мечтательности до тончайших движений человеческих струн-сомнения, предчувствия, психологические нюансы.
Музыка для С. Рахманинова – сложнейшая партитура чувств, а чувства – наиболее тонкий инструмент постижения внутреннего мира человека. Композитору одинаково присущи приверженность к драматическим переживаниям, восторженно экстатическим и созерцательно-лирической статике, многогранно и многокрасочно воплощающим широкую палитру душевных волнений.
И в этой яркости, неповторимости эмоциональных контрастов и выражается эстетика фортепианной музыки С. Рахманинова, позволяющей каждому пианисту и каждому новому поколению инструменталистов искать в ней новые глубины и грани.
Разделяя романтические пристрастия композиторов XIX в., С. Рахманинов не остался равнодушным к миру Востока. Как продолжатель и преемник ориентальных тенденций, преломленных в творчестве Шумана, Листа, Берлиоза, Малера, а также Глинки, Римского-Корсакова и многих других композиторов, он обратился к музыке восточных народов, претворяя их в новом качестве, насыщая новым эстетическим содержанием, определившим стилистику многих его музыкальных сочинений.
Магнетически притягательный и загадочный Восток привлекал предшественников и современников С.Рахманинова как могучий фактор обновления, обогащения круга выразительных средств, формирования новой музыкальной лексики, одинаково интересной и понятной для разных народов мира, желающих поистине познать, постичь духовно ее смысл.
Восточная тематика особенно ярко проявилась в ранних фортепианных пьесах композитора, отмеченных психологически сложными и романтически одухотворенными красками и образами. Она нашла претворение и в таких программно- инструментальных произведениях, как «Прелюдия и восточный танец для виолончели и фортепиано», ор. 1 (1892), «Романс и венгерский танец для скрипки и фортепиано», ор. 6 (1893), «Каприччио на цыганские темы для оркестра», ор. 12 (1894), «Восточный эскиз для фортепиано» (1917), а также в других его сочинениях, открывающих удивительный мир ориентальных образов с их эстетической завершенностью и богатством ритмо-интонационного строя.
Наиболее ощутима опора на восточные музыкальные традиции в рахманиновской мелодике, ее ладовой природе и принципах развертывания, а также в медитативности и склонности к рефлексивности, ставшей как бы индивидуализирующим свойством авторского почерка. Погружение в состояние медитации обнаруживается в Прелюдиях, Этюдах- картинах, Циклах пьес с их углубленно-философской содержательностью и созерцательностью лирического образа. Длительное, постепенное прорастание мелодической фабулы тоже адресует к циклическим формам профессиональной музыки Востока – рагам, талам, нубам, макомам, мугамам. Особенно показательна в этом отношении тема главной партии первой части «Третьего концерта для фортепиано с оркестром», уникальная в своей масштабной организации и представляющая собой образец мелодии медитативного склада. «Я хотел «спеть» мелодию на фортепиано, как поют ее певцы», – писал по этому поводу С. Рахманинов. Бесконечная в своей перспективе, она вызывает разнообразные слуховые ассоциации, но ее восточная природа несомненна. И именно этим объясняется своеобразие и сила эмоционального воздействия данного произведения.
Еще один ярчайший пример ориентализма С. Рахманинова – тема побочной партии из финала «Второго фортепианного концерта», которая звучит в коде как апофеоз, как ключевой образ, гимнически торжественно утверждающий гуманистическую идею любви к человеку.
В музыкальном языке фортепианных сочинений малой формы, в изумительных прелюдиях как зарисовках эмоциональных состояний и жизненных впечатлений, в этюдах – картинах, салонных пьесах С. Рахманинова также обнаруживается ряд восточных элементов не только в принципах построения мелодики, но и в гармонии, ритмике, фактурных образованиях, богатой орнаментике.
Например, в «Прелюдии ор. 23 №5 соль-минор» ритм, в котором ощущается мощная энергетика восточных барабанов, играет не только драматургическую роль, но, будучи свободно используемым в различных группировках, комбинациях регистров с введением синкоп, является также семантическим началом произведения. Благодаря этому композитор приходит к разнообразным и рельефным ритмическим рисункам, присущим специфике исполнительства на ударных инструментах восточных народов.
С. Рахманинов за роялем |
Магия ритмов своеобразно проявляется в фортепианных сонатах С. Рахманинова. В «Первой «фаустовской» сонате ор. 28 ре-минор» (1907) восточный колорит достигается благодаря ритму (вступающему в сложные полиритмические взаимодействия с мелодическими структурами, вырастающими из основного винтового мотива – интонационного зерна всей композиции), который индивидуализируется и обретает значение мотива судьбы.
Восточные черты музыки С. Рахманинова проступают также в фонической природе фортепианной фактуры, своеобразие которой заключается в ее мелодической, линеарной основе, восходящей к принципам восточного мелодического развертывания. Медитативные свойства музыкальной ткани особенно плодотворно претворяются в фортепианных Прелюдиях, изобилующих интереснейшими фактурными находками, полимелодическими образованиями, изысканными гармоническими красками. Обилие хроматизированных ступеней в интервальном составе мелодики придает рахманиновскому мелосу восточную изысканность и таинственную экзотику.
Искусное владение ресурсами выразительных средств позволило С. Рахманинову создать неповторимые звуковые образы, картины и состояния, глубоко волнующие слушателя и предоставляющие пианистам возможность совершенствования исполнительского мастерства, а также многогранной трактовки произведений великого пианиста и композитора.
Эстетический феномен фортепианной музыки С.Рахманинова – также в ее колоссальной духовной и этической силе, возвышающей, облагораживающей душу, наполняющей человеческую сущность осознанием сопричастности к прекрасному, высочайшим творениям человеческого таланта и гения. И творчество С. Рахманинова, открытое всему миру, служит воспитанию у молодежи высоких духовно – нравственных принципов, на основе которых формируется гармонически развитая личность человека нового столетия – эпохи информационных технологий, интеграции и прогресса.
Жоу Минг