Как-то, возвращая мне большой альбом с работами П. Пикассо, Николай Сергеевич Шин, наш современник, сказал: “Каждый настоящий художник в своем творчестве разрабатывает и несет по жизни одну или две темы”.
Основная тема в творчестве Василия Хапова – это прихотливо закрученный на живописной поверхности орнамент из человеческих тел. В. Хапов – ортодокс, жрец и поклонник обнаженного человеческого тела, влюбленный в это тело, так же, как Нарцисс – в самого себя, мастер, нашедший себя еще в юном возрасте. В своих картинах он несет любовь к искусству, словно слетевший с его листов ангел, посланник звездного неба. Он – монументалист по рождению и призванию, к тому же ему повезло с учителем, известным художником-монументалистом Б. Джалаловым.
Вообще язык изобразительного искусства – это, конечно, пантомима, и этот язык блестяще освоил В. Хапов в своих холстах. Взять хотя бы то, как он изображает руки – они словно одушевленные водоросли, плывущие по реке жизни. Творческий метод художника – это прежде всего “распластанность” фигур, прихотливо орнаментированных на упрощенном и неглубоком фоне. Иногда рельеф фигуры доходит почти до стадии горельефа. Сказывается блестящее знание анатомии человека.
Особенно хотелось отметить серию работ, посвященных минотавру. И хотя Пикассо с присущей ему фанатичностью “выпотрошил” эту тему, В. Хапов в ней находит свою лиричную интонацию и оригинальные композиционные решения. А если заглянуть глубже, то эти произведения глубоко исповедальные, в них приоткрывается тщательно закодированная личная жизнь мастера. Работы этой серии пронизаны тонкими раздумьями о проблемах взаимоотношения полов и их метаморфозами. Впечатление, что эта тема мастером не исчерпана и будет сопровождать его еще долгие годы.
Интересны работы В. Хапова из восточного цикла. Птицы-музы, живущие с людьми в сложном родстве и согласии, нашептывают склоненным над ними людям свои тайные откровения. Временами – это тайная любовь людей и сфинксов, навеянная личными грезами-переживаниями и еще, возможно, великим Францем Штуком.
Для В. Хапова жизнь – это игра, в которой всего не расскажешь. Эта игра трудно разгадывается, но играют в нее внешне красивые люди. Они прекрасны в прямом смысле этого слова, это великая и светлая пластика, и Василий несет ее на своих плечах, и у него это не просто очередной цикл работ, а цельное мировоззрение и жизненное кредо, которое несет он вопреки нарастающему обвалу новейших течений в искусстве, отрицающих долговременность холста, его фактурную обработку, неугасающую ценность красивого человеческого тела. Тело, которое, вопреки всему, в будущем будет оттачиваться и всегда соответствовать духовно-интеллектуальной эволюции человека.
За пейзажами В. Хапова, думается мне, тоже есть будущее, хотя они и не навеяны долгим и сосредоточенным, “сезанновским” стоянием за холстом на природе. Его пейзажи – плод широкого охвата поверхности земли. В. Хапов объемлет природу скорее взглядом лермонтовского Демона, и поэтому видит ее несколько отстраненно, но общо и проницательно. Планета в его холстах находится как бы в муках созидания или же нового витка своего жизненного цикла. Переживая очередную вселенскую катастрофу сталкивающихся плит, она пустынна, рельеф пейзажей скуден и обнажен. Формат этих планет не давал возможности полнее раскрыться автору как пейзажисту, но отголоски высокого стиля, присущие автору, здесь уже слышатся.
Симптоматичен пейзаж в круге “Погружение” (диаметр 100 см). В сюжетной основе – плывущая ко дну красная рыба, и она написана столь гармонично к сине-зеленому фону, что создается ощущение ее парения в некой вселенской среде, ее нерасторжимое единство со всем сущим на земле. Она полна грустного пантеизма, но по-своему и оптимистична.
Очень интересна тема охоты в творчестве художника, для которого даже в любви всегда есть элемент охоты.
Линия бегущих юношей настойчиво просматривается в творчестве В. Хапова. У нее очень древние корни – в десятках росписей, на древнегреческих амфорах летят в плавном и стремительном беге юноши. Я никогда не забуду бег итальянских юношей и девушек на стадионе в Дельфах, когда, вдохновленные античными бегунами, они летели по стадиону, а мы, туристы со всего мира, завороженно следили за их бегом.
Сложен и метафоричен по своим смысловым и ассоциативным направлениям холст “В лабиринте” (120×140 cм). Развернут и исследуем молодыми людьми “Золотой лист” лабиринта, отъятый будто с лица Агамемнона великим Г. Шлиманом. А просветленные силуэты влюбленных смотрят, как эхо прошлого, несущего нам через века вечное чувство любви.
Здесь уместно сказать и о том, что меня давно волнует как старого педагога – это сложность постижения рисунка обнаженного тела. Я бы сказал, неимоверная сложность. На его матричное освоение уходит 5 – 6 лет. Сейчас в Узбекистане очень немного художников, прошедших и закрепивших этот рубеж и освоивших как рисовальщики обнаженное человеческое тело. Один из них – В. Хапов, который виртуозно крутит им с натуры и по представлению, проявляя абсолютную свободу. Одержимость телом, анализ его движений и возможностей привели его к скульптуре, в которой он только набирает силу и где его успехи еще впереди.
Живопись, как таковая, не солирует в холстах В. Хапова, она работает на пластическую идею. Превалирует в холстах чаще контраст фигуры с фоном, холодные фоны и теплые тела, либо на горячих фонах вплоть до красного – холодные фигуры. Однако в изумительном по ритмике холсте “Влюбленные” фигуры взяты не на контрасте, а тонко сближены и сгармонированы с фоном и создавая единую световоздушную среду, усиливая и углубляя интимнейшую и вечную тему любви. Поэтичным сонетом смотрится овальный по форме холст “Сумерки. Вечер”. На едином дыхании драгоценной бирюзой пропет этот холст – гимн женской красоте.
Бесчисленные эксперименты с фонами в графических листах В. Хапова, безусловно, связаны с его колористическими поисками, хотя и намечаются им как подкладки под рисунок. Но та настойчивость, с которой покрываются многослойно и многоцветно акрилом сотни листов бумаги, превращает их, помимо желаний автора, в самостоятельные завершенные произведения. Уже намечается очень органичное введение в эту живописную среду пластических форм, что обещает еще одну крайне интересную страницу его творчества. Он может начать там, где Вольс завершил, вернее оборвал свое блистательное творчество живописными холстами, цельно и гармонично закрашенными. Думается, что В. Хапову нужно изменить свою установку и делать эти, безусловно, красивые фоны не как неопределенный промежуточный этап к графическим рисункам, а отдаться этим фонам как самостоятельным листам, усложнив задачу. И ввести в них те образы и идеи, которые он оставляет на потом для живописных холстов.
В бесчисленных натурных и ненатурных экзерсисах художника обнаженного тела настораживает постоянная конвульсия движений, мало пауз и отдыхающих мышц, прослеживается тенденция к декоративности, что несколько умаляет более глубинную сущность человеческого тела, но, думается, В. Хапов это изживет, погрузившись в живопись маслом, смягчив все это полутонами цвета.
Осмысливая графический цикл листов В. Хапова как составную часть общего развития искусства Узбекистана, учитывая многоликость поисков и находок молодых художников Узбекистана, убеждаешься в том, что в нашем регионе начинает формироваться новая эстетическая среда, некий новый пласт культуры, связанный со всеобщей информированностью, знакомством со “всемирной паутиной” интернета. Это связано еще и с многоцветьем национального состава страны. Таким образом, в орбиту интересов молодого поколения ввергается вся культура Востока, охватывая Японию, Китай, Индию.
Здесь уместно привести цитату искусствоведа Л. Марц, рассматривающей искусство Даши Намдакова как “феномен современной культуры, чутко и объективно реагирующий на возникший острый интерес к Востоку, его искусству, к неведомому для западного сознания тревожащему, иному духовному миру” (1). Будет ошибкой скидывать со счетов поиски и находки в этом направлении других художников Узбекистана, близкого В. Хапову круга. Это Д. Ахунбабаев (персональная выставка в Париже, 2008 г.), А. Иванова, С. Куртджемиль, Е. Камбина, представляющих очень интересный сплав искусства Востока и Запада, которые, кстати, украсили своими холстами узбекский раздел V Ташкентской международной Биеннале современного искусства 2009 г. Павильон с работами этих художников был сформирован организаторами выставки спонтанно и в последние дни, но, как ни странно, показал довольно полный спектр развития искусства республики, вопреки более узкой и тривиальной концепции кураторов.
К тридцати годам художника матрица человеческого тела в его мужской и женской ипостасях была заложена, дальнейшее развитие его творчества предполагает абсолютную свободу в пропорциях и в пластике. Возможно, уйдет несколько постановочное отношение к фигуре на листе, и фигура станет подчиняться мастеру, не теряя естественности движений и не будет столь конвульсивной и обособленной в своих движениях. Хотя и сейчас некоторые его фигуры полны истинной поэзии. В лучших своих холстах и рисунках В. Хапов, отстраняясь от обыденности восприятия модели, привносит в нее огромное романтическое начало, напоминая настроем своих работ озаренную юностью и свободой картину Т. Жерико “Бег свободных коней” – высший апогей развития романтической школы Франции. Думается, что для В. Хапова наступила пора зрелости. Хотелось бы, чтобы и дальше он жил так, как говорил Д. Джебран: “Мы живем только для того, чтобы открывать красоту. Все остальное – род ожидания”.
Литература
1. Марц Л. Даши Намдаков. М., 2005.
Янис Салпинкиди