Актуализация в современном художественном процессе неадекватной философии, приводящая к размыванию жанровых границ, порождает новые типы портретов – образов, символов, метафор и пр. И в этом смысле выход живописи в абстрактную трактовку не всегда необходим. Из духовного наследия и художественного опыта прошлого каждый черпает что-то своё. Это, в частности, подтверждается творчеством молодой портретистки Гули Громовой, проникнутым пристальным изучением человеческих образов и темой одиночества.
Еще в годы учебы в Республиканском художественном училище им. П. Бенькова (в классе Г. Пущина, X. Мирзаахмедова) в работах Г. Громовой проявились упорное желание обретения творческой эрудиции, пристрастие к реалистической трактовке объекта (“Автопортрет на фоне окна”, “Портрет мамы”, “Девочка у окна”, “Рыженькая”), искреннее и проникновенное изучение многогранного творчества таких художников, как В. Серов и Г. Курбе с его жесткой и неподкупно правдивой трактовкой действительности. Реализм в натуралистическом видении – объемный, материально ощущаемый, с соблюдением законов световоздушной перспективы, был очень важным витком в профессиональном становлении Г. Громовой как художника.
Позже, во время учебы на отделении станковой живописи – класс Д. Рахманова, С. Рахметова, Н. Пака в Ташкентском государственном институте искусств им. М. Уйгура (ныне Национальный институт художеств и дизайна им. К.Бехзада), проявляется ее приверженность к критическому осмыслению действительности, изучению художественного наследия великих мастеров реализма, что было тесно связано со страстным поиском собственной индивидуальности.
Творчество Г. Громовой периода 1990-х гг. связано с освоением традиций западноевропейской живописи. В эти годы она изучает работы великих мастеров реализма, учится у них, избегая часто встречающегося в творчестве молодых художников копирования или некоего живописно-пластического плагиата. У А.Дюрера и Л. Кранаха-старшего Г. Громова научилась ставшей для нее и в дальнейшем излюбленной компоновке портретного изображения в вертикально вытянутый прямоугольник, придающий композиции дополнительную драматическую выразительность (“Ася”, “Бабур”, “Лена на фоне сюзане”). Уже в студенческие годы ею были созданы оригинальные яркие портретные образы, решенные в индивидуальном стиле, одна из определяющих черт которого – сочетание “натуралистической” трактовки объекта и расположение его в ирреальном пространстве или интерпретация обыденного сюжета в сочетании с едким гротеском, т. е. в креативном ключе. В некоторых ее произведениях (“A Mourn Over a Frenzied Soul”, “Продавец раков”, “Кукловод”) угадываются отдельные штрихи влияния контрастного драматизма света и полутьмы Рембрандта. Лиризмом и интимной теплотой удивительно материальной живописи “малых голландцев” пронизаны ее “Натюрморт со свечой и ракушкой”, ироничной эстетикой Т. Лотрека – “Декаданс”, “Казанова”, скульптурная мощь и коричнево-тревожный цвет “Едоков картофеля” и неистово желтый колорит “Подсолнухов” В.Ван Гога ощущается в работах Г. Громовой “Шурик с Бультерьером”, “Обед”, в “Желтой реке”, “Автопортрет с зеленым ухом”.
Вместе с тем в эти годы ею были созданы композиции “Три ведьмы”, “Святоша и черт”, “Старый шут” в духе мифотворчества и умозрительного пространства средневековой “чертовщины” И. Босха, “Автопортрет на Кляче”, “Полина”, “Плод граната”, полны сарказма мира сюрреальных эффектов С. Дали, а также “Автопортрет в черном берете”, “Тигран” в духе значительного покоя и бескомпромиссности образов советского “сурового стиля”. Уже на первом экзаменационном просмотре в работах Г. Громовой педагоги института отметили монументальную особенность в построении композиции и жесткую, почти “скульптурную” передачу живописных форм. Более того, ее полотна выделялись не только смелым новаторским решением, но и глубокой осмысленностью созданных образов. Здесь же впервые состоялось настоящее обсуждение ее работ, по характеру спорное и очень живое. Пожалуй, наиболее характерными для творчества Г. Громовой являются экспрессивная пластика, колористические интонации, гротескный драматизм и тема одиночества, словно заимствованные у П.Пикассо. Это наблюдается в созданных ею образах, навеянных трепетным и созерцательным лиризмом – “Три возраста”, “Лена и черт”, “Пигмалион и Галатея”, “Вика со стаканом”, а также в трогательных сюжетах, полных боли и безысходности – “Продавец кукол”, “Кактус”. И хотя Г. Громова еще в 1990-е гг. обращалась к техническим приемам кубизма (“Музыкант-2″) и изобретению Ж. Брака – коллажу (“Бабур”, “Лена и шмель”, “Тигран”), в ее более поздней серии портретных образов – “Это любовь” -наиболее ярко заметно влияние творчества П. Пикассо и кубизма, проявившееся в приверженности отображения природных объектов в стилизованной основе, в отходе от конкретики, в монохроматической манере исполнения, в гротескно
изломанных фигурах в их сложных ракурсах. Одновременно с поиском новаций Г.Громова обращается к академическому рисунку, также получившему вполне самоценную значимость в ее творчестве. Это серия пастельных этюдов обнаженных моделей со статичными и сложными, иногда экспрессивными позами. Строгая, анатомически выверенная пластика рисунков, правдивая передача объемных, наделенных чувственной теплотой изображенных натурщиц свидетельствуют о высоком профессионализме художницы. Экспериментальные поиски Г.Громовой как художника пронизаны самодостаточностью творческой интерпретации объекта изображения. Так, копирование стиля старых мастеров и самой модели не является привлекательным для нее. Освоение традиций и реалистическое изображение для автора -скорее всего обретение технического опыта для создания выразительных образов, в качестве средства для передачи собственного послания к зрителю. Ее портреты относятся к концептуальным произведениям, содержащим в себе ведущую мысль, заданную тему. Г.Громова добивается в них такой трактовки, что и ценители живописи, и люди, склонные к созерцательной философии, получают достаточно адекватное прочтение авторского подтекста. Здесь колористические и пластические средства, как считает сама Г.Громова, являются лишь показателем профессионализма. А главная цель для нее – раскрыть сущность человека, отсюда и отказ от второго плана, помещения в интерьерные или пейзажные “камеры”. Действительно, понятие камерность не подходит к ее портретам. Образы Г. Громовой всегда гротескные и подчеркнуто растерянные, неприкаянные, как бы зависшие между мирами, вне пространства и времени.
Живописная серия Гули Громовой “Это любовь” – итог ее почти трехлетнего труда (2000 – 2003), ошеломляет плеядой гротесковых образов, удачно сочетающих в себе трогательную поэтически-одухотворенную эмоциональность самих персонажей и оптимистическую иронию автора. Это удивительно теплые и человечные, как сама Любовь, полотна. Это персонификация эмоций, переживаний, охватывающих человека, застигнутого этим чувством. Это Любовь во всех ее вдохновляющих проявлениях. Это серия реминисценций, остроумных смысловых каламбуров. Отсюда – вереница двойных портретных образов метафорического иносказания. Лейтмотивом серии выступают сюжетные рефлексии Любви – явления многогранного, не поддающегося адекватной оценке и охватывающего всю сферу человеческого бытия – и духовную, и физическую. Воспетые и низвергнутые, легендарные и забытые сюжеты о любви, свободная антология мира людей, которая начинается от одиночества каждого в окружении родных и чужих и заканчивается отношением двоих. Но в каждом случае история как стара и предсказуема, так и неповторима.
Плоскостность трактовки, монументальная обобщенность форм, монохромная живопись с эффектом темперной фактуры придают этой серии схожесть со старинными фресками. Но пластический дар Г. Громовой в серии “Это любовь” проявился с особой полнотой и цельностью. Гипертрофированные, саркастически интерпретированные образы, оригинально скомпонованные в узкие прямоугольники, колористически и тематически связаны единой концептуальной схемой. Монохроматичный колорит как бы специально уступает место пластике, достигшей здесь поистине скульптурной выразительности. Колорит предстает скорее как средство для передачи некоего духовного пространства. Это мир, как некий артефакт, в котором доминирует чувственно-солнечная страсть. Лишь небольшой группе картин отведена уравновешивающая фабула “льющейся прохлады голубой влаги”. Это уже не реалистическая трактовка натуры и даже не передача образов реально существующих людей. В ее живописных полотнах предстает метафорический, наполненный философским осмыслением мир, а сама живопись остается фигуративной, и в этом смысле интересной именно с точки зрения развития актуального понимания портретного образа.
Серия “Это любовь” – серьезное заявление о себе как о зрелом художнике, значительный виток в профессиональном самосовершенствовании Г. Громовой. Созданные ею знакомые и ясные сюжеты о любви являются общечеловеческой категорией, не нуждающейся в дополнительных декоративных средствах, а редкие атрибутные акценты (цветочный венок, скрипка, бокал вина) не умаляют силы художественного обобщения, точности живописно-пластических характеристик. Эти произведения все еще несут дидактически-эмоциональные интонации, но автор удачно избегает разрушающего вмешательства публицистической морализации и конкретики, сохраняет гармонию своего образного мира. В данной серии изменилась лишь демаркационная грань ее творческих умонастроений. Негативно-оценочные интонации – депрессивная, покорная безысходность, болезненная апатичность и тоска индифферентных образов предшествующего периода 1990-х гг. сменились в серии “Это любовь” жизнеутверждающей и оптимистической оценкой бытия, созерцанием Любви во всех ее ипостасях, хотя некоторые из персонажей не лишены меланхолической печали. У Г.Громовой есть, как дань экспериментальному искушению, и ряд “всегда модных”, нарочито эстетизированных, манерных портретов (“Венера”, “Вика”, “Анна”). Однако в ее творчестве прослеживается, собственно, ведущая позиция – сопереживание и любование духовным миром людей. Именно поэтому вся серия ее полотен “Это любовь” – словно оголенные эмоции, гимны и сцены бесконечных мистерий, посвященных Любви, в которых каждому ниспослано это вселенское чувство. Следует отметить, что Г. Громова – одна из немногих молодых отечественных художников, сумевших перейти к так называемому актуальному искусству, преодолев “давление” традиций. Ее творчество невозможно отнести к “типовой культуре”, связанной с самоидентификацией нашей национальной художественной школы. Оно стало отчетливым проявлением стремления молодых современных художников Узбекистана, сохраняя свое богатейшее национальное наследие, войти в мировой художественный процесс.