При проведении археологических раскопок на древнем городище Кампыртепа, которыми в течение многих лет руководит академик Э.В.Ртвеладзе, было найдено значительное количество предметов, имеющих огромное значение для науки (1). Особый интерес вызывает коропластика, часть описания которой была уже опубликована (2).
Раскоп-1, расположенный в юго-восточной части первоначальной крепости, обращенный к Амударье, был заложен в весенне-полевой сезон 2002 г. Здесь в сбросовом мусорно-зольном отложении были обнаружены двусторонняя керамическая печать, фрагмент керамического сосуда от тулова и части с налепом в виде головки женщины эллинистического типа, а слева от нее – штампованное изображение древа жизни с загнутыми ветвями, на другом керамическом фрагменте – изображение свастики – зороастрийский символ Солнца и движения, костяной стиль, состоящий из стержня конической формы и объемной фигурки навершия.
В данной статье мы приводим описание терракотовой плитки, выполненной из хорошо обожженной глины, частично обломанной. Ее размеры 6×6, 6×3, 7см. На лицевой поверхности – парное изображение: справа женщины, по-видимому, нимфы, слева – сатира. Женщина представлена в фас с легким поворотом влево. На ее голове – диадема, украшенная лентами, спускающимися на полную грудь. Волосы убраны в прическу с пучком волос сзади. Глаза глубоко посажены, нос большой, массивный. В руках – непонятный предмет, возможно, плод (?) или цветок (?).
К нимфе сзади тесно прижимается сатир, опираясь головою на ее левое плечо. Лицо его выполнено при помощи пяти налепов, придающих внешности выразительность, которую подчеркивают и козлиные уши, раздутый нос, хитрые глаза и саркастическая улыбка на безусом и безбородом лице. В руках у него пиала, которую он в знак благосклонности протягивает нимфе. Эту терракотовую плитку, видимо, можно отнести ко II-I в. до н.э.
Образ сатира, который проник на территорию Средней Азии в период греческого завоевания, часто встречается в среднеазиатских терракотах (3). Он достаточно узнаваем своими гипертрофированными чертами лица – нос с раздутыми ноздрями и шаровидной горбинкой, огромные надбровные дуги, выражение лица подчеркнуто устрашающее, чего не скажешь о его “спутнице” – нимфе, изображения которой практически не встречалось (?) на территории Средней Азии. Статуэтка уникальна тем, что такая совместная композиция впервые найдена на территории нашего региона, что еще раз говорит об уникальности находок, обнаруженных на Кампыртепа.
Образ сатира чаще представлен отдельной фигуркой. Перекочевав из греческих легенд, он стал любимым в среднеазиатской коропластике, вобрав в себя местный колорит. Так, у бактрийских сатиров, так же, как и у греческих, навостренные козлиные уши, простонародный облик, лицам их присуща глубокая экспрессия, порой с оттенком скорби. Поиск же прямых им повторов в греко-римском ваянии бесплоден. Все бактрийские сатиры принадлежат местной кушано-бактрийской среде, о чем свидетельствует и их иной, чем в греко-римском ваянии, этнический тип и такая деталь, как усы и бакенбарды, клочковатые и неухоженные, не столь аккуратно подстриженные, как при изображении вельмож. Их облик глубоко индивидуален, а лица в большинстве своем выполнены, вероятно, с живых моделей – актеров, танцоров, мимов, участников театрализованных, “сатировых действ”. Но образ не портретный, а обобщенно-собирательный (4).
На территории Согда и Парфии также были распространены дионисийские мотивы, которые представлены в коропластике, торевтике и других видах искусства. Но при этом мы наблюдаем различия в образно-стилевых чертах. Им всем присущ простонародный облик, эмоциональность нарочито грубоватых черт лица и близость к местной жизни в изображении типов и характеров, но при этом невозможно спутать “бактрийца” с “парфянином” или “согдийцем” (5).
Э.В.Ртвеладзе и И.Э.Косаковская отмечают, что несмотря на то, что регион Средней Азии дает множество памятников искусства дионисийской тематики, они лишь изредка затрагивались в специальных работах (Г.А. Пугаченкова “Дионисийская тема в античном искусстве средней Азии”; Рапопорт Ю.А. “К вопросу о дионисийском культе в священном дворце Топраккалы”).
Интересен также фрагмент еще одной терракотовой статуэтки, обнаруженной в этом же полевом сезоне. Это статуэтка обнаженной женщины, оттиснутая в матрице из обожженной глины. Ее размеры: 10,4×5,4×2,5 см. Изображение представлено в строго фронтальной позе с опущенными руками. Фигурка правильных пропорций, с небольшой грудью, плавным изгибом талии и бедер. Голова не сохранилась, руки сбиты по локти. Коропластом был передан довольно реалистический образ. Такую статуэтку можно отнести ко II – I вв. до н.э., так как она еще сохранила греческие традиции в передаче женского образа, не превратившись при этом в сплошной идольчик, встречающийся намного позже. Но несмотря на это всё же встречаются одиночные находки обнаженной богини, обнаруженные в стратиграфических разрезах, относящихся к I-II вв. н.э. Этот образ богини связан с древнейшим культом плодородия. Фигурки данного типа хорошо известны в Передней Азии как изображения прародительницы богини-матери. Праобразом ее были вавилонская Иштарь и шумеро-аккадская Нанайя, чествовавшаяся в Уруке. В Эламе культ этой богини плодородия и зачатия существовал вплоть до образования иранского государства. Но и позже фигурки ее создавались в огромном количестве, особенно в Месопотамии в эпоху эллинизма, при Селевкидах (6).
Вопрос о появлении подобного образа в Бактрии остается открытым. Рассматриваемая нами статуэтка ближе всего статуэтке из Бараттепа (6) и уже ранее обнаруженной на городище Кампыртепа (7). Но чаще среди бактрийских богинь встречается иной тип (по Г.А.Пугаченковой). Это “облаченные в эллинизированные одежды, но которые в процессе трансформации уже на более позднем этапе переродились в “богини в азиатских одеждах” и заняли свое место среди культовых образов среднеазиатского пантеона. А “Нагая богиня” на определенном этапе развития истории должна была уступить местным, близким ей по значению божествам или прийти к слиянию с ними. Это, видимо, произошло где-то на рубеже новой эры. Типология их была представлена Г.Пугаченковой (8).
Дж. Ильясов связывает найденные на Кампыртепа статуэтки обнаженных женщин с терракотовыми изображениями греческой богини любви Афродиты и сравнивает их с изображением Афродиты западнопонтийского производства, найденным в г. Тира в устье р. Днестр и датируемое III – II вв. до н.э. (9). Посмеем не согласиться с этим утверждением. Всеобщая эллинизация и перенесение на территорию Средней Азии, и в частности Бактрии, греческих традиций и канонов требовало от мастеров передачи образов в духе эллинизма. Вместе с этическими нормами передачи образов сюда перекочевал и греческий пантеон. Но могли ли все боги, рожденные на земле Эллады, прижиться в Бактрии, которая имела свои собственные традиции, эпос, религию, свой жизненный уклад и т. д.? Мы считаем, что прижились и стали популярными и почитаемыми лишь те “принесенные боги”, которые отвечали требованиям, к примеру, идеологии государства. Это Ника – богиня победы, а в Средней Азии прославляющая царей и царский дом; Геракл, символизирующий мощь государства; Афина, дарующая мир и мудрость людям, которые так нуждались в мирном сосуществовании земледельцев и кочевников, или образы, близкие своими религиозными предназначениями, к примеру, Зевс и Ахурамазда.
Но нашла ли свою “благодатную почву”, чтобы прижиться здесь, богиня любви Афродита? Возможно, в каком-нибудь бактрийском храме и была возведена статуя богини любви. Но могла ли такая статуэтка пользоваться спросом у местных коропластов, которые старались приблизить свои изделия к вкусу и религиозным мировоззрениям населения?
Таким образом, в этот период наблюдается как взаимопроникновение и взаимовлияние, так и отсечение и отвержение того, в чем не было необходимости, если это не отвечало тем или иным требованиям. Возвращаясь снова к Кампыртепа на примере двух обнаруженных в один полевой сезон терракот, мы пытались проследить разнонаправленность и оригинальность представленных широкоизвестных образов. С одной стороны, продолжали жить эллинистические традиции, основанные на мифологических сюжетах, но получившие бактрийские черты (это то, что мы видим на терракотовой плитке с сатиром и нимфой), а с другой стороны, древнейшие местные культы слились с месопотамскими и возродились, т.е. приобрели, что называется, формы на манер греческих эталонов. Пример тому – описанная выше терракота с изображением великой бактрийской богини. Терракоты Кампыртепа выделяются своим своеобразием и, что еще более важно, не имеют аналогов во всей Средней Азии. Их значимость еще предстоит определить.
Автор: Георгий Никитенко,
Наталья Шагалина