Восточная Кашкадарья занимает Китабо-Шахрисабзскую котловину и прилегающие к ней горные и предгорные районы Зеравшанского хребта и отрогов Гиссара. В античную пору она была известна как Наутака в работах греко-римских авторов или Су-Се в китайских хрониках. Последнее название, по-видимому, передает согдийское наименование области – Кеш, которое зафиксировано иранскими и средневековыми арабскими источниками.
Во II в. до н.э. – IV вв. н.э. – времени расцвета малой пластики в Средней Азии, – Восточная Кашкадарья представляла собой достаточно крупное владение со своей столицей (на территории современного г.Китаба) и династией, верховная власть которой в эпоху поздней античности распространилась на всю территорию Кашкадарьи (Южного Согда), а в отдельные периоды раннего средневековья – и на другие согдийские земли. Соседство таких крупных историко-культурных областей, как Северная Бактрия и Центральный (Самаркандский) Согд, сказалось на различных сторонах местной культуры, однако ее специфические черты позволяют говорить о сложении в области своеобразного культурного комплекса. Одно из ярких его проявлений представляет малая пластика – коропластика.
На раннеэллинистических поселениях долины терракота отсутствует, что свидетельствует о силе действующего в местных культовых воззрениях запрета изображать живые существа, сохраняющегося, по-видимому, в течение всего III в. до н.э. Ко II в. до н.э., скорее всего под влиянием культурных импульсов из эллинизированных областей Среднего Востока и Передней Азии, положение меняется. Терракота все шире входит в культовую сферу народов Средней Азии, что закономерно вело к сложению собственных школ коропластики. Значительное увеличение числа терракотовых статуэток в этот период характерно для всего эллинистического мира, в том числе для самой Греции. Это было связано и с технической стороной – использование гипсовых матриц, обеспечивающих быстрое и качественное тиражирование фигурок (1, с. 9, 11, 20). Распространение терракоты в Средней Азии отражало общие перемены в верованиях населения региона, сохранявшего, однако, в большинстве своем приверженность к местному варианту зороастризма.
В отличие от соседних историко-культурных областей в Восточной Кашкадарье практически полностью отсутствуют сведения по скульптуре античной эпохи. В то же время большое количество терракотовых фигурок свидетельствует о существовании в центральных храмах, прежде всего в столице Су-Се, крупных статуй, копии которых представляли собой небольшие статуэтки. Терракотовые изображения, изготовленные городскими мастерами, распространялись до самых отдаленных районов области и являлись важным фактором, объединявшим ее в религиозной сфере.
В коропластике восточной части Южного Согда античного времени можно выделить три главные группы изображений: местной южносогдийской Богини-Матери, лютнисток и мужских персонажей. Образ богини-матери, покровительницы плодородия и земледелия, почитаемой с древнейших времен от Индии до Египта и от Элама до Балкан (2,с. 77-78), передавали фигурки женщин, одиночные или с детьми. Наиболее многочисленными в Средней Азии среди раннеантичных были терракоты обнаженной богини-матери, ранний тип которой представлен еще достаточно схематичной фигуркой сидящей женщины из нижних слоев Китаба. В Бактрии статуэтки нагой женщины в строго фронтальной позе исследователи связывают с великой Бактрийской богиней, культ которой также восходит к культу богини-матери (3, с. 129) (Халчаян, Дальверзинтепа, Зартепа, Бараттепа, Балх, Шахри-Бану). Близкие религиозные представления, особенно широко распространенные в народной среде, существовали в Хорезме и Центральном Согде.
Дальнейшее развитие образа богини-матери демонстрирует статуэтка с поселения Сарайтепа в Шуробсайском оазисе (I в. до н.э. – I в. н.э.) (рис. 1) и статуэтки одетых женщин с младенцем на руках из Китаба (4, с. 30). Фигурка из Сарайтепа представляет собой реалистично выполненное изображение стоящей обнаженной молодой женщины. Стройные ноги скрещены; основной вес тела (диагональной линией мастер передал напряжение мышц) перенесен на левую прямую ногу, поставленную за правую. Правая нога полусогнута и опирается на носок. Плавными, мягкими линиями очерчены широкие бедра, узкая талия, живот, высокая грудь, покатые плечи. Правая рука полусогнута в локте, ее ладонь поддерживает головку совсем маленького спеленатого младенца, лежащего в спускающейся с правого плеча перевязи. Шею и грудь женщины украшает массивная гривна. У правого бедра видны складки легкой ниспадающей ткани. Фигурка стоит на специальном возвышении в виде двух широких полос, со свисающими фестонами между ними. Изображение пропорционально, детали переданы мастерски, очень живо, что сближает статуэтку с лучшими образцами эллинистической и индийской коропластики и скульптуры.
Статуэтка из Сарайтепа наиболее близка изображениям маргианской богини, иконография которой, по-видимому, восходит к изображениям Афродиты. В самой Греции существовал домашний культ этой богини (5, с.163) как покровительницы женщин, а также домашний культ богини-матери, статуэтки которой обычно помещались рядом с домашним алтарем. Аналогии в культовых воззрениях Согда уводят также в Восточный Туркестан и Индию, где в терракоте, живописи и скульптуре широко представлен образ женщины в одеждах с младенцем на руках. В Индии она нередко олицетворяла Харити – жену якши Панчики, почитание которой было тесно связано с культом матерей (6, с. 41-42).
Особый интерес представляют сложенные особым образом пальцы левой руки женщины (указательный и средний палец подняты вверх, к плечу, безымянный и мизинец прижаты к открытой вперед ладони большим пальцем). У разных народов этот знак имел близкий смысл: в Греции и Риме – что оратор говорит, а в христианстве, что пророк пророчествует; в зороастризме – это жест адорации, а в Индии он входит в число 24 главных мудр Катакали (7, р.32). На связь подобного знака с древними религиями Средней и Южной Азии указывает находка в Мервской ступе знаменитой вазы с зороастрийским сюжетом, в которой хранились буддийские рукописи (VI – VII вв.), а также персонажи памятников Сасанидского искусства (8, с. 147) и росписей Балалыктепа и Бамиана.
Сходство деталей и общей композиции подобных изображений во многих районах Старого Света от Мирмикия до Бенгалии, по-видимому, свидетельствует о существовании определенного канона, сложившегося в результате контактов между греческим, среднеазиатским и южноазиатским мирами и знакомства их художников с произведениями искусства различных школ.
Распространение данного типа терракот в Кашкадарьинской долине позволяет поддержать мнение (9, с.25, 28, 29) об особом почитании среди зороастрийцев Южного Согда женского божества, связанного с культом плодородия. В Авесте одним из древнейших божеств была богиня земли Спента Армаити, на образ которой позднее наложился образ месопотамской Наны, охраняющей рожениц. Дополнительным свидетельством в пользу атрибуции таких южносогдийских статуэток, как изображения Наны-Нанайи или близкого по функциям божества, служит их сходство с терракотой города Сузы ахеменидского периода (10, с.177), покровительницей которого была эта богиня. Высокий статус Наны-Спандармат в эпоху античности и раннего средневековья отмечен также в Самаркандском Согде и Бактрии (11, с.8-9).
В первые века нашей эры в Восточной Кашкадарье распространяются терракотовые изображения лютнисток, ранний вариант которых представлен статуэтками из Сарайтепа (рис.2). Сходство с одним из персонажей Айртамского фриза и терракотовыми изображениями музыкантов Северной Бактрии (12, с.294,307) позволяет предположить существование и в Восточной Кашкадарье своего мифологического цикла, посвященного покровительницам музыки (13, с.219). Необходимо подчеркнуть специфику полуфигурных изображений, которые в греческой терракоте передавали образы хтонических божеств, прорастающих из земли. Возможно, изображения Айртамского фриза и восходящие к ним терракотовые статуэтки как-то связаны с божествами растительности – дриадами, широко представленными в мифологии народов мира.
Из Аякчинского оазиса Восточной Кашкадарьи происходит другой тип лютнисток, яркое представление о котором дает статуэтка из поселения в к. Верхний Сарай (рис.3). Ряд деталей (непропорциональность туловища и головы, объемность верхней части и плоскостность корпуса) позволяет отнести статуэтку к первым векам нашей эры. Обращает на себя внимание детальная разработка внешнего облика лютнистки, сходного с изображениями великой Бактрийской богини и халчаянского барельефа. Для лютнисток Северной Бактрии подобные аналогии рассматриваются как свидетельства существования храмовых музыкантов. Принадлежность терракотовых фигурок лютнисток Шуробсайского и Аякчинского оазисов к культовой сфере и их связь с почитанием богини-матери подтверждает совместная находка этих типов статуэток в пещере Сийпанташ (на крайнем северо-западе Восточной Кашкадарьи). Такое же сочетание, но со скульптурным изображением покровительницы материнства, было отмечено и в храме Бактрийской богини на Дальверзинтепа (14, с.113, 115, 117).
Преобладание среди женских терракот на востоке Южного Согда в кангюйский период фигурок лютнисток, по-видимому, говорит в пользу распространения в долине культа божества, атрибутом которого была лютня. На это указывают и изображения на раннесредневековых оссуариях из Восточной Кашкадарьи. Большой популярностью в области с первых веков до н.э. пользовался культ обожествленного героического предка, представленный мужскими статуэтками и вылепленными от руки коньками с всадником **(15, с.259) (рис.4). Возможно, некоторые из них, как и на монетах (рис.5), была связана с изображениями Александра Македонского, однако большая часть восходила к древней традиции кочевых ираноязычных народов Великой степи.
Вышеперечисленными группами терракот отнюдь не ограничиваются находки предметов малой пластики в Восточной Кашкадарье. Из Китаба происходит женское изображение в специфическом головном уборе, представляющем собой местный вариант шлема богини Афины, а также фигурка крылатой лошадки (Пегаса) и кентавриды (16, с.88-93, илл.26), из Саполтепа – терракотовая плитка с изображениями Диониса и Сатира (17, с.11-114), из Аякчинского оазиса – фрагмент терракотовой статуэтки женщины, закутанной в пеплос. Эти изображения, как и статуэтка из Сарайтепа, и присутствие на монетах кешского чекана фигур Геракла и сидящего Зевса (рис.5,6), сходные со статуями в Пелле и, возможно, Айхануме, свидетельствуют о достаточно сильном влиянии эллинистического искусства. Существует точка зрения, согласно которой это воздействие становится заметным уже после падения греческих государств в Средней Азии, когда эллинистическая культура перестает быть культурой завоевателей, а основным регионом, откуда оно шло, была Бактрия. Однако судя по некоторым данным, Согд рано выходит из области политического влияния Греко-Бактрийского государства. Новые веяния могли распространяться не только из-за отрогов Гиссара, но и с запада, на что указывает ощутимое присутствие элементов маргианской школы коропластики в западной и восточной частях долины Кашкадарьи. Как и в других районах Средней Азии, образы эллинских богов приобретают черты местных божеств, что облегчалось наличием у них сходных черт, восходящих к единой индоевропейской основе: у Афины и иранской Арштат, Афродиты и Наны, крылатого коня и второго воплощения бога победы Веретрагны (18, с.43).
Нельзя оставить без внимания и вклад кочевых племен сако-сарматского круга, связывающих на протяжении нескольких столетий оазисы и степи Евразии. По-видимому, в I в. до н.э. – I в. н.э. они сыграли важную роль в распространении почитания изображений Великой богини и героического предка в областях от Северного Причерноморья до Индии (19, с.178-181; с.275,283).
Отмечаемое на примере малой пластики сходство культурных процессов, протекавших на столь удаленных друг от друга территориях, на наш взгляд, служит еще одним подтверждением единства древней Ойкумены, в основе которого лежали факторы преодоления закрытости обществ и расширения обмена информацией во всех сферах жизни. Это вело к взаимообогащению различных цивилизаций и появлению инноваций в культуре и искусстве, что позволяет рассматривать античную эпоху как определенную стадию в развитии цивилизации Старого Света.
Автор: Андрей Омельченко