доисламских идеальных правителей Каюмарса и Джамшида в двух миниатюрах
Тема “идеального правителя” – олицетворения высшего и всеобщего блага – издавна актуальна в государствах восточной цивилизации. Так, в зороастрийских дидактических андарзах (наставлениях) содержатся советы по мудрому управлению государством и правилам поведения высшей аристократии, оказавшие влияние в дальнейшем на определенную часть арабской литературы, в частности, по адабу. К VIII в. в Халифате возросла потребность в книгах, трактующих вопросы управления. Отсюда – возросшее внимание к литературе пехлевийского андарза, что нашло отражение в сочинениях Ибн ал-Мукаффы, Байхаки, Ибн Кутейбы и др. (1, с. 21; 2, с.28), способствовало появлению огромного комплекса литературы типа трактата по этике, рассуждений о правах и обязанностях носителей власти, в том числе “Сирадж ал-мулук” (“Светоч царей”) Абу Бакра ат-Тартуши, “Поучение владыкам”, “Законы везирства” Абу-л Хасана ал-Маварди (XI в.), “Чистейшего золота поучение владыкам” Абу Хамида ал-Газали (XII в.), “Сиясет-наме” Низам ул-Мулка (XII в.) и пр. В создании концепции “идеального правителя” участвовали и мыслители-философы, хронисты, поэты, в частности Фирдоуси, Табари, Балъами, Низами, Амир Хусрау Дихлави, Шарафаддин Али Йазди, Джами, Навои и др. Главной причиной появления и дальнейшего развития этого жанра были необходимость управления громадным (особенно после формирования Халифата) и многоплеменным государством, наличие массы административных проблем. Поэтому предметом “поучений владыкам” стала политика, проводимая всеми владыками мира, как мусульманами, так и “неверными”, имеющая целью “всеобщую пользу”. В отличие от исламских законоведов, опиравшихся в первую очередь на Коран и Сунну, авторы “Поучений” настоятельно советуют извлекать пользу из всей известной политической истории, в том числе и немусульманских народов (1, с.23, 28 – 29).
Подтверждение такого рода ориентации просматривается в перечислении источников “Поучений”. Так, Ибн ал-Азрак четко выделил три таких источника: “божественное законоустановление, “поведение и мысли мудрецов” и “жизнеописание владык” (1, с.24). В литературе шуубидского периода, поддержавшей движение за возрождение величия и славы доисламских традиций в среде покоренных арабами просвещенных народов это движение выразилось и в использовании сюжетов мифологии и эпоса, содержавших легендарную версию истории, основанной на деятельности могущественных доисламских царей и подвигах героев, перед которыми фактически не существовало преград.
Фирдоуси в поэме “Шах-наме” воспел идеализированные мифологические образы, в частности, первых десяти царей Ирана для того, чтобы напомнить о величии доисламского периода истории страны и объединить народы в борьбе за государственную независимость. Поэт считал, что при справедливом правлении шах должен заботиться одинаково как о своих сановниках и воинах, так и о простом народе, что социальная справедливость и твердая государственность сплотят народ перед лицом врагов и при различных бедах. Мифологическая часть поэмы начинается с описания царствования первых десяти царей (жанр – жизнеописание владык) – Каюмарса, Хушанга, Тахмураса, Джамшида и др. Образы этих мифологических царей (3, с.10) типологически совпадают с широко бытующими у многих народов мифами о первочеловеке и первоцаре, одаривших людей первыми благами культуры. Ряд этих персонажей был удостоен внимания художников-миниатюристов. Считается, что поэма “Шах-наме” занимает первое место (4, р.79; 5, р.50; 6, р.107) по популярности у миниатюристов и заказчиков.
Один из таких персонажей – первочеловек и первовождь Каюмарс, правивший страной на протяжении 30 лет, олицетворял утопический идеал справедливого правителя, героя, укрощающего природу, одаряющего людей благами, успешно боровшегося со злыми силами. О Каюмарсе пишут Табари, Фирдоуси, Масъуди, Саалиби, он фигурирует во многих сказаниях (7, с.32), персидских и восточноиранских сказках. По преданию, живя на горе (признак близости к богам, благословенности и святости личности правителя и его правления), он из первым установил на земле порядок, научил человека ремеслам, приготовлению пищи, шитью одежды из звериных шкур, вывел людей из пещер в залитые солнцем селения на горах. Незаурядность правителя почувствовали даже звери и птицы.
Из немалого числа миниатюр, посвященных этому сюжету, остановимся на одной из самых интересных, выполненных в Тебризе в 1522 – 1525 гг. прославленным Султаном-Мухаммадом (“Шах-наме”, хр. Нью-Йорк, музей Метрополитен, л. 20). На миниатюре “Правление Каюмарса”(8, р.17) изображен фантастической красоты горный пейзаж, отмеченный изысканными переливами горящих драгоценными самоцветами скалистых круч лазуритовых, марганцово-хризолитово-нефритовых, бирюзовых, опаловых тонов. Горные массивы взмывают вверх, сливаясь с золотом неба, открывая пышно цветущую в центре лужайку. По овальному кругу вокруг нее, соответственно рангу, сидят и стоят многочисленные приближенные и подданные, один из которых, сидящий ближе всех справа, по-видимому, – жрец, а сидящие ниже слева, видимо, родовые старейшины и главы общин, со вниманием обратившись к возвышающемуся над всеми собравшимися шаху Каюмарсу. Он сидит в восточной позе с раскинутыми в коленях ногами, как на троне, на высокой центральной скале, с приподнятой в жесте рассуждения рукой. Указующий жест кисти правой руки Каюмарса, обращенный в сторону главного жреца, разместившегося на ближайшей скале, со вниманием принимается, вызывая ответную реакцию. Их беседе преданно и заинтересованно внимают трое зрелых мужчин рангом и расположением пониже, а также многолюдная цепочка плотно выстроившихся полукругом стоящих подданных – людей разной племенной принадлежности, светло- и темнокожих. На всех – меховые шапки, зауживающиеся кверху, и схожего покроя одежда из светлого пятнистого меха. На совершенную гармонию жизни древних указывает мотив полного отсутствия вражды и недоверия между собравшимися дикими животными и людьми. На цветущей поляне в центре мирно пасутся одновременно хищные львы и травоядные косули, кабаны и шакалы.
В правом нижнем углу рисунка присевший на корточки юноша держит в руках львенка, мать которого – львица – отдыхает рядом. Двое мужчин, подняв на плечи один – гуся, другой – косулю, смело поднимаются с этими дарами вверх, к Каюмарсу. Кругом журчат ручьи, бьют ключи и даже ниспадает небольшой водопад – признак благословенности местности. Водопад – добрый Дух воды – “Аурват” (букв.: “здоровье”), пышность и изобилие растительного мира символизируют процветание страны и благотворное воздействие добрых сил “ахура” – доброго Духа растений “Амартат” (“Жизненная сила” – “Бессмертие”) и Духа Земли (“Спента Армаити” – “Благодетельная преданность”). Особое внимание окружающих свидетельствует о безграничной любви подданных к своему благодетелю – шаху. Все окружение воспевает сказочное благоденствие, мир и гармонию в обществе. Контуры скал при внимательном рассмотрении начинают оживать фантастическими профилями и мордами, а все вместе – природа, люди и звери сливаются в единое живое взаимосвязанное и взаимозависимое целое. Бледнопалевое, почти бесцветно-светлое сияние, разлитое вокруг Каюмарса, повторяющееся в близких оттенках одежд людей, обозначает святость правителя, его близость к горнему (бесцветному) миру.
Популярное в средневековой миниатюре периода ее расцвета сочетание цветущих весенних деревьев и сухих безлистых стволов саксаула, как бы свидетельство того, что добрые дела Каюмарса цивилизуют ранее дикую жизнь, принесли в общество процветание и довольство. В данной миниатюре в обобщенно-идеализированной форме запечатлен тот благословенный период совершенного мира, когда при мудром правлении воцарилась гармония в обществе, где живущие в довольстве люди, еще не искушенные во зле и зависти, с любовью и доверием принимают справедливые отеческие советы и руководство правителя. Налицо ритуал почитания государя, картина народного ликования как результат воплощения в жизнь моральной зороастрийской “триады”, впоследствии заимствованной суфизмом – “единство доброй мысли и доброго слова” (со стороны шаха), “доброго дела” (исполнения его указаний подданными)… На картине представлен идеальный правитель и результат его деяний. Благодеяния Каюмарса на земле возвысили его в благодарной памяти народа на века. С XI в. в интерпретации историографов роль личности трансформируется в сторону снижения ее значимости, меняется представление о ее возможностях. Одним из примеров этому стал мифологический образ другого героя – Джамшида-Йимы, с которым в преданиях “Авесты” связан миф о “Золотом веке” (“Ясна”, гл.IX, с.77). Он же фигурирует и в “Шах-наме” наряду с другими мифологическими образами царей и замечателен своей “прометеевской” борьбой со злыми силами. “Блестящий, богатый стадами, сиятельнейший среди рожденных.
Солнцеподобный среди людей” (7, с. 33-34), Джамшид за время своего 900 – летнего правления совершил великие подвиги и доблестные деяния во имя блага людей, которые впоследствии вошли в легенды и сказания, хронику и художественную литературу. Согласно легендам, Джамшид втрое увеличил площадь орошаемой земли, при нем выросла численность населения, увеличилось поголовье скота и птицы, умножилось число сельскохозяйственных культур, деревьев. Он построил город с ограждающим валом. Сделал в свое царствование бессмертными людей и животных, незасыхающими растения и воды, дабы все питались “пищей неувядаемой”. В его царствование не было зноя, холода, болезней, зависти, старости и смерти… Джамшид одержал победу над злыми дивами, заставив их выполнять тяжелую работу вместо людей. Однако, возгордившись, он забыл о Боге, потерял связь с народом и в результате поддался обману Иблиса. Счастье отвернулось от него, и он исчез под землей. Золотой век окончился. Так была отмечена опасная для идеального правителя черта – ложь, оторванность от народа, забвение Бога.
Но деяния Джамшида не остались забытыми и получили воплощение в изобразительном искусстве, иллюстрациях к некоторым историческим хроникам, в эпосе “Шах-наме” и др. В частности, обратимся к варианту этого сюжета в списке “Тарихи Табари” (“История Табари”) от 1478 г. – “Джамшид обучает людей разным ремеслам” (хр. Честер Битти. Кол. 2, – 9, илл.476А). В противоположность иллюстратору тебризского списка “Шах-наме” Мухаммаду Султану, миниатюрист “Тарихи Табари” ограничился показом лишь одной, но яркой черты деятельности Джамшида, как бы снизив таким образом значение его культурной деятельности.
На миниатюре на фоне обычного для того времени пейзажа – покрытой травкой поляне в обрамлении холма и цветущих деревьев по контуру – в центре, на троне с высокой спинкой восседает молодой правитель в короне темуридского стиля и характерном для этого периода одеянии. Жестом властно вытянутой руки он обращается к сидящему перед ним ремесленнику, занятому обработкой, возможно, прямоугольного куска листового железа. В нижней части миниатюры перед троном расположилось несколько групп ремесленников, выполняющие различные виды работ. Поскольку в “золотой век” особенно ценились земледельческие работы, выращивание хлеба, разведение скота, врачевание, высок был культ железа и кузнечного дела, изготовление различных инструментов, на миниатюре изображен процесс ковки железа двумя мужчинами. Пожилая женщина прядет нитки на крутящемся колесе. Бородатый мужчина, стоящий у вертикального ткацкого станка, уже наткал несколько полотен белой ткани. По центру мужчина у печи раздувает огонь мехами, а трое подростков заняты какими-то подсобными работами. На земле отложено, видимо, незаконченное в работе седло (?) и какие-то инструменты.
Две группы по двое молодых людей в чалмах и современных художнику костюмах (пятый сидит у трона на табурете), слушая и внимательно наблюдая за работой, живо обмениваются впечатлениями. Двое зрелых мужчин восхищенно внимают объяснениям Джамшида. На головах ремесленников небольшие шапочки, заостренные вверх. Обращает внимание исламизация трактовки сюжета характерная для времени исполнения миниатюры: белые чалмы на головах молодых приближенных, белый платок женщины – прядильщицы, плотно охватывающий голову и спускающийся на плечи.
Для зороастрийского периода было типично почитание активной трудовой деятельности во всех ее видах и формах (еще с “Авесты”). Поэтому неудивительно, что эта черта деятельности Джамшида была наиболее известна художнику и выбрана им для изображения. Разница в понимании уровня и возможностей двух мифологических персонажей, уловленная и переданная Фирдоуси – перед Каюмарсом не было преград в его стремлении помочь людям построить процветающее для своего времени общество, а перед Джамшидом такая преграда появилась в виде Иблиса и спровоцированной им лжи, что в миниатюре отражено вознесением Каюмарса пространственно на самую высокую точку в сцене, на почтительном расстоянии от людей, смотрящих на своего правителя с благоговением, а Джамшид, как более близкий земным интересам и доступный искушению, находится в одном пространстве-континууме с остальными персонажами.
Подобное “уравнивание” доисламских правителей с представителями исламских династий свидетельствовало о понимании общих законов жизни общества и реалистическом подходе к законам отправления власти. В образах героев и вождей прошлого в обобщенно-фантастической и поэтически-идеализированной форме отражалась реальная история выживания человечества в борьбе со стихийными силами природы, за открытие огня, добычу металла, освоение земледельческого способа производства, орошения, приручения животных и развития скотоводческого хозяйства и т.д.
Утопическая идея “идеального правителя” не потеряла своей актуальности и в последующие века, красной нитью проходя в произведениях многих поэтов, философов, наставников жизни исламского периода, в том числе Рудаки, Низами, Ибн Сины, Саади, Амира Хусрау Дихлави, Джами и Навои, найдя отражение в циклах миниатюр.
Автор: Эльмира Исмаилова